Собственно, то лариант, который пошелна НФ, планировался изначально сюда) Вместонего сделал это: Название: Пыльца на гроздьях Перевод: fandom OUaT 2016 Форма: хенд-мейд,бижутерия Пейринг/Персонажи: Голубая фея Категория: джен, Рейтинг: G Примечание/Предупреждения: Волшебство ближе, чем кажется, но его надо уметь увидеть. "fandom OUaT 2016"
Название: Магия крокодильей кожи Форма: хенд-мейд,бижутерия Пейринг/Персонажи: Румпельштицхен Категория: джен, Рейтинг: G Примечание/Предупреждения: Магия ближе, чем кажется и её трудно не заметить
"fandom OUaT 2016" Название: Слёзы Коры Перевод: fandom OUaT 2016 Форма: хенд-мейд,бижутерия Пейринг/Персонажи: Кора Категория: джен, Рейтинг: G Примечание/Предупреждения: Её слез не видел никто
Название: От Мидаса с любовью Перевод: Лютый зверь Форма: хенд-мейд,бижутерия Пейринг/Персонажи: Мидас Категория: джен, Рейтинг: G Примечание/Предупреждения: Все оттенки золота
Название: Аромат хвои и нафталина Автор: Лютый зверь Бета: fandom OUaT 2016 Размер: мини, 1 452 слова Пейринг: односторонний Эмма Свон/мистер Голд Категория: гет Жанр: драма Рейтинг: PG-13 Краткое содержание:«Он умел, как никто другой, произносить ее имя. С чуть заметным придыханием и хорошо заметной улыбкой в голосе, иногда насмешливой, иногда лукавой. Он мог быть полезным и опасным. Он играл своими словами и чужими судьбами. Держал всех в должниках, включая саму Эмму…» Примечание: таймлайн — 1-й сезон
Не обратить на него внимание было сложно. Даже учитывая обстоятельства. Она всего лишь регистрировалась в гостинице, параллельно думая о внезапно объявившемся сыне. Едва услышав ее имя, этот человек возник словно из ниоткуда. — Эмма? Чудесное имя! Импозантный пожилой мужчина с широкой улыбкой на изборожденном морщинами лице внимательно смотрел глубокими темными глазами. Эмма даже не успел его отшить фирменным «Это такой подкат?», как он сам удалился, оставив ее в недоумении. Мало какому мужчине это удавалось. А этот, к тому же, был почти старик. Впрочем, Эмме было чем заняться, кроме как предаваться мыслям о мистере Голде, которого тут с почти суеверным ужасом называли хозяином города. Приемная мать Гарри и по совместительству мэр Сторибрука с красивым и хищным именем Регина оказалась не просто жесткой, но и откровенно стервозной дамочкой, уступать которой даже ради избавления от никому не нужных проблем было абсолютно недопустимо. Эмма погрузилась с головой в скрытую борьбу с мачехой, которой удивительно подходило прозвище, данное Генри. Вот уж действительно — Злая Королева. А мистер Голд… мистер Голд слишком часто оказывался рядом. Улыбчивый, таинственный, вальяжный, несмотря на хромоту, и, несомненно, опасный. Об этом твердили все вокруг, но громче всего — чутье самой Эммы. Он умел, как никто другой, произносить ее имя. С чуть заметным придыханием и хорошо заметной улыбкой в голосе, иногда насмешливой, иногда лукавой. Он мог быть полезным и опасным. Он играл своими словами и чужими судьбами. Держал всех в должниках, включая саму Эмму, и тем удивительнее было услышать в качестве цены: — Прощение, — мистер Голд смотрел поверх карточки внимательно, затаив дыхание, словно ему и в самом деле было нужно именно оно — ее прощение. Это льстило. Черте откуда вылезшее кокетство, которого у нее отродясь никогда не было, предложило нейтралитет. И Голд — старый проныра, держащий за горло, а то и за более уязвимые части тела каждого жителя Сторибрука, — с облегчением быстро согласился.
Мистер Голд всегда был рядом. Как сомнительный союзник, как очевидный враг, как советчик и последняя надежда. И он всегда был в выигрыше. Эмма бы злилась, если б не одно «но» — Голд с завидным постоянством помогал добиться нужных Эмме результатов, хотя не всегда это сулило ему личную выгоду. Видимо, желание напакостить Регине было сильнее страсти к выгодным сделкам. Впрочем, зачастую одно не мешало другому. Эмма и сама не заметила, как стала оказываться в его лавочке чуть чаще необходимого. Следовало отдать Голду должное, в его лавке было странно уютно. Старинные и просто старые вещи, несущие отпечаток прожитых лет и личных историй, чаще трагических, реже счастливых. Что, впрочем, не странно — мало кто согласится так просто расстаться с вещью, хранящей приятные воспоминания. Колокольчики, фигурки из стекла, раритетные книги, кованые подсвечники, древние часы, куклы ручной работы, пергаментные карты и многое другое. В этом крохотном магазинчике можно было найти что угодно, хоть черта в ступе. Хотя, по мнению жителей города, самый что ни на есть настоящий черт там, несомненно, имелся и даже стоял за прилавком, увенчанным ископаемым кассовым аппаратом. В этой мешанине предметов и их историй мистер Голд смотрелся на удивление уместно. Словно и сам был пережитком давно прошедшей эпохи, но умело отреставрированным, покрытым, словно лаком, стильным лоском. Достойный повелитель нафталинового царства, с каждым прожитым годом становящийся все более ценным. Это царство исподволь затягивало Эмму. В какой-то момент, несмотря на горящие прозаичным электрическим светом лампы, ей показалось, что внутри стен лавки совсем другой мир, другое время, нежели снаружи. Там, на улице, мигали неоновые огни, проносились автомобили, люди говорили по мобильным телефонам и зависали в соцсетях, а здесь мелодично позвякивал колокольчик, когда очередной не то посетитель, не то проситель открывал входную дверь. Тут между густо заставленными полками заблудилось время и вольготно расположился странный, почти неестественный покой. Здесь хотелось задержаться на минуту или хотя бы на секунду. Но делать этого не стоило. Если Эмма немного задерживалась, поддавшись очарованию магазинчика, Голд становился язвителен, сыпал остроумными, но едкими, как кислота шуточками, его движения и фразы становились резкими, отрывочными, словно наполненные непонятной злостью. Вот только обижаться на него у Эммы не выходило. Голд обладал странным, но весьма заметным шармом. К тому же он не лгал. Правды, впрочем, он тоже не говорил. А потом Голд зачастил в участок. Один раз даже прямо за решетку. Эмма поверить не могла, что этот расчетливый интриган, возведший заключение сделок в некий уникальный сплав искусства и религии, вот так яростно, потеряв всякое самообладание, будет избивать своей франтоватой тростью человека. Голд тогда был не просто в ярости, он был в таком бешенстве, что скрутить его удалось не сразу, а успокоился он и вовсе только в камере. Эмма смотрела на уставшего и словно потухшего мужчину, неловко отставившего покалеченную ногу. Стало как-то сразу заметно, насколько он стар. Казалось, даже его вечный лоск потускнел и будто осыпался пеплом прожитых лет. Это был совершенно незнакомый ей мистер Голд. Не всесильный ростовщик и негласный хозяин города, а живой человек, в чьей жизни наверняка случилась трагедия, оставившая непроходящий след, как давняя травма — хромоту. Эмма не хотела видеть его таким. Насмешливый и непробиваемый Голд казался незыблемой частью Сторибрука. А вот этот… человек… Эмма потерла пальцем висок. Ей как-то раньше не приходило в голову, что Голд обычный человек. И осознание этого факта накрыло ее, словно мешковиной. Впрочем, едва покинув камеру, Голд вновь сделался несносным и харизматичным. Он снова ловко ковылял, с вальяжностью денди опираясь на свою трость, поглядывал снисходительно и насмешливо, делая вид, что не существовало в природе тех минут за решеткой в офисе шерифа. Но теперь Эмма больше не принимала весь этот щеголевато-язвительный образ за чистую монету. Она своими глазами видела, что под стильным костюмом и безупречным галстуком скрывает обычный человек. Уже не молодой, чертовски умный, устрашающе влиятельный, но, тем не менее, очень человечный мужчина. А еще злопамятный. Арест он так и не простил, а потому очень качественно помурыжил нервы, выступая адвокатом Мэри Маргарет. Эмма каким-то глубинным чутьем улавливала подвох, но понять, в чем он конкретно, так и не смогла. Не считая того, что в эти дни мистера Голда стало как-то слишком много, хотя не сказать чтобы он занимал ее время. Очередная загадка ушлого ростовщика.
Мистер Голд исподволь сократил расстояние, а Эмма далеко не сразу заметила. Просто однажды обнаружила, что стоит так близко, что чувствует тонкий и свежий запах его одеколона с терпкими нотками хвои. Необычный и рискованный выбор для мужчины в таком солидном возрасте, но удивительно гармонирующий с обликом Голда. Вблизи морщинистая кожа и неровные зубы, включая золотой, почему-то совсем не отталкивали. Вечером Эмма твердила себе: «Он старый! Старый!» — вжимала лицо в подушку и чувствовала себя последней дурой. Угораздило же увидеть мужчину в этом… этом… этом! Знала же, что Голд — хитрый старый лис — умеет быть обаятельным, когда хочет! Вот только уговоры и размышления совсем не помогали. Чертов Голд!
Когда разговоры с мистером Голдом стали напоминать кружение бойцов на ринге? Шаг вперед, два назад и три влево. Фраза — пробный, прощупывающий выпад изящной рапиры. Ответ — парирование. Красивое скольжение вокруг друг друга, похожее на экзотический танец. Вот только тонкий и гибкий клинок, несмотря на свою кажущуюся легкость — смертельное оружие. Особенно если его держит умелая рука. А у мистера Голда оказались на удивление умелые руки. Не по-мужски изящные, узкие, с подвижными и ловкими, как у кружевницы, пальцами. Впрочем, плести кружево он тоже умел. Пышное и невесомое кружево интриг. Мастер-марионеточник, почти незаметно дергающий своими подвижными, словно паучьи лапы, руками за тонкие нити, невидимые большинству людей. Эти руки оказались теплыми, одновременно твердыми и деликатными, а пальцы чуткими и цепкими. Такими же противоречивыми, как и их хозяин. Они невесомо скользили по волосам, прохладным ветерком порхали по коже, а может быть, всего лишь над ней. Невинные, якобы случайные прикосновения, от которых бросало в жар и сладко тянуло внизу живота. Никаких порхающих бабочек — только тягучее, остро-сладкое томление на самой грани с болью. А сказать нельзя. Замечать нельзя. Голд скользкий, как морская змея, и такой же ядовитый, извернется узлом, уйдет в глубину без единого всплеска, оставив на поверхности изумительно-невинный взгляд и ироничную улыбку. К счастью, эти прикосновения были исчезающее редки, а вот забот благодаря Регине — выше макушки. И Эмма честно пыталась отвлечься, забыть о мистере Голде — ядовитой гадине, почти старике, опаснейшем интригане. Куда там! Стоило услышать сказанное знакомым голосом с легким придыханием: «Эмма», — и водоворот чувств стягивал внутренности в морской узел. Без сладкого и горького томления, но с очевидным привкусом приближающихся неприятностей. Это если повезет.
Близко. Слишком близко. Так близко, что на дне темных глаз видна давно утонувшая в них, но все еще живая боль. Боль склизким червяком извивалась в глубине зрачка, кривила уродливую безглазую морду и разевала широкую пасть, напичканную тонкими и длинными, словно рыбьи кости, клыками. Боль беззвучно шипела, капая ядовитой слюной, била голым хвостом, зачаровывая, не позволяя отвести взгляда. А на губах оседало дыхание Голда. Близко. Слишком близко.
Мистер Голд был свободен, но сердце Румпельштицхена оказалось занятым. Давно и взаимно. Наверное, можно было урвать мгновение тогда, когда сказка еще не ожила. Наверное. Может, от этого было бы только больнее. А может, и нет. Ведь если ничего не было, то ничего и не потеряно, и грустить, следовательно, не о чем. Совсем не о чем. Только почему же так больно?
Поцелуи Румпельштицхена С женщинами ему никогда не везло. С самого начала. С самого первого раза.
Впрочем, если подумать, то так и должно было быть. Кто он такой, чтобы рассчитывать на любовь? Мальчишка-сирота, брошенный собственным отцом? За душой – прялка да сердце полное нерастраченной любви. Но сердце-то невидно, а любовь... что она против злата? Знать бы об этом раньше!
Он верил Миле. Верил, хотя уже знал горький вкус предательства. Но он так хотел верить ей! Верить больше, чем отцу, променявшего его на вечную юность и полёт. Он даже пошёл в армию, лишь бы Мила, которой было так важно мнение окружающих, могла им гордиться.
Он не боялся смерти. Он вообще мало чего боялся, кроме как,остаться в одиночестве. Но, тем не менее, он был заклеймён как сын труса. Незримое клеймо въелось прямо в душу. Не выковырнуть, не стереть, не выжечь. Да и пёс с ним, с клеймом! Лишь бы быть рядом с сыном! Пусть даже ценой позорной клички и изувеченной ноги. Его не пугали ни позор, ни боль, ни увечье. Всё это ничто по сравнению с возможностью быть с семьёй.
Но Мила так не считала. А он терпел её нелюбовь, её презрение, её упрёки. Она говорила, что все считают его трусом. Часто. Слишком часто. Порой даже в присутствии других. Мила стыдилась быть женой труса, но не стыдилась при всех бросать оскорбления ему в лицо. Пускай. Он заслужил.
Мила просила его уехать туда, где их никто не знает. А он не видел смысла. Мнение остальных его не пугало. Какая разница, что думают другие? В глубине души он подозревал, что и на новом месте Мила будет обвинять его в трусости, пока этот клич не подхватят другие. Подозревал, но не хотел верить и проверять.
Когда однажды Мила не вернулась домой, он пошёл за ней на пиратский корабль. Все могли считать его трусом сколько угодно, но сам он не боялся в одиночку идти в логово отпетых морских разбойников. Он не думал о том,что ему, увечному калеке, нечего противопоставить головорезам, стоящим на качающейся палубе так уверенно, как ему никогда не стоять на твёрдой земле. Он просто пришёл к капитану Килиану и попросил вернуть свою жену. Молодой,красивый и сильный пират насмехался над ним, предлагая «честный» поединок. Тогда он увидел себя его глазами: жалкий, нищий, старый калека. В поединке с «благородным» убийцей у него не было и шанса. А он не мог себе позволить умереть и оставить сына сиротой. Бель уже лишился матери, и он не мог лишить его ещё и отца. Даже, если этот отец жалкий трус.
В этот день Румпельштицхен и сам поверил, что он не более чем трус.
Шли года, и образ Милы постепенно стирался из его памяти. Её тёмные глаза, умелые руки и жаркие поцелуи. Всё, что осталось Румпелю – сын и клеймо труса. Но пока Бель оставался с ним, ничто иное не имело значения.
Тёмная магия изменяла его исподволь. Сам он не замечал изменений, хотя ужас, который испытывали перед ним те, кто ещё недавно выкрикивал оскорбления и заставлял унижаться, пьянил сильнее любой выпивки. Румпель менялся, но не замечал этого. Он по-прежнему считал, что делает всё ради Беля, но тьма уже закралась в его сердце, уподобляя его монстру. Эгоизм рос внутри Тёмного мага, перетягивая на себя желания и стремления, оттесняя любовь к сыну на самый край, и так небольшого, сердца Румпельштицхена. Возможно, тьма сожрала бы своего мага без остатка, если бы Бель оставался рядом. Но вынужденная разлука вновь оживила оттесняемую тьмой любовь к сыну и пробудила чувство вины за невольное предательство и непростительную слабость. Румпель так никогда и не понял, что именно потеря Бель не дала ему окончательно превратиться в чудовище.
Обретя цель – найти сына – Румпельштицхен в очередной раз переродился. Теперь ему было к чему приложить невероятную мощь, которую получил благодаря кинжалу. И вся эта мощь была им задействована. Румпельштицхен научился многому, достиг небывалых высот в магии, интригах и сделках, стал наголову выше любого из своих предшественников, и всё ради встречи с сыном. Долгие годы Румпель плёл тончайшую паутину интриг, заключал сделки, собирал магические артефакты и крупицы бесценного знания. В его небольшом теле жила невероятная мощь, а ум полуобразованного крестьянина стал одним из самых блестящих не только в родном мире, но и в парочке прилегающих.
Впрочем, сам Румпель снова не заметил изменений, он всего лишь хотел найти сына. И когда перед ним замаячила призрачная надежда создать семью, Румпель потерял всю свою осторожность, весь свой вековой опыт, изощрённый ум и, банально, доверился женщине, которая без малейших угрызений совести собиралась водить за нос целое королевство.
Кора. Не сказать, что она была невероятно прекрасна или чрезвычайно умна. Зато коварства, целеустремлённости, изворотливости ей было не занимать. И Румпель лучше кого бы то ни было знал об этом. Знал, но поддался тёмному очарованию этой женщины. Поверил в её любовь. Позволил её поцелуям опьянить. Да он и не мог по-другому. Он слишком жаждал обрести семью. Когда он жадно накрывал губы Коры своими, он чувствовал не только примитивную похоть, но и разгорающуюся в груди надежду. Женщина перед ним была подобна настоящему чуду, а не тем фокусам, которые он и сам мог с лёгкостью показать в любую минуту. Эта женщина любила его, не боялась чешуйчатой кожи и нечеловеческих глаз, не вздрагивала, когда его когти касались её нежной кожи, обещала взрастить в своём теле его дитя. Румпель был счастлив, лаская белые бёдра и упругую грудь. Так счастлив, что сам внёс изменения в контракт.
Впрочем, первенца Коры он всё равно получил. Зелина. Она была похожа и не похожа на мать. И она любила своего учителя со всей страстью покинутого ребёнка. Но Румпель больше не верил в любовь женщин, а похоть… за столетия своей жизни он познал ей цену. Никакое содрогание плоти не могло дать и сотой доли того удовольствия, которое сулила власть. А Зелина… о! Она отдалась бы ему посреди центральной площади на глазах у зевак без малейшего стыда всего за одно доброе слово возлюбленного монстра. Румпель же слишком хорошо видел в лице Зелины черты Коры. Коры, предавшей его любовь ради сомнительного счастья быть королевой. Чтож, не впервой Румпелю предпочитают другого мужчину. И Зелина такая же. Как только на горизонте появится кто-то более… «достойный» и прости-прощай вся любовь. Поиграли будет. Довольно чувств и привязанностей. Отныне Румпельштицхен более никогда не доверится женщине и сам будет использовать их, как все они использовали его, раз за разом разбивая ему сердце. А Зелина… она бесполезна, она не сможет открыть врата в другой мир, по крайней мере так, чтобы сам Румпель остался жив. Что же до Коры, то… пожалуй, раз уж она не родила ему ребёнка, то он заберёт у неё и вторую дочь. Он воспитает её, сделает Злой Королевой и вынудит сделать за него грязную работу. И пусть Кора винит себя, дай она ему новую семью, Румпель бы отказался от поисков Беля.
Иногда Румпельштицхен вспоминал горящие страстью глаза Зелины. Пожалуй, это было даже приятно – быть предметом огненной страсти красивой женщины и талантливейшей колдуньи. Иногда. Можно было даже представлять, как весело он мог бы провести время, лаская роскошное тело, проникая в лоно, и смеясь над Корой, которая думала, что обманула его. О нет! Обмануть Румпельштицхена невозможно, он всё равно возьмёт свою плату, а если захочет, то и с процентами. Впрочем, этим мыслям он отдавал немного времени, продолжая работать над воплощением своего сложного и изящного плана. А потом в его жизни появилась Бель. Принцесса Бель.
Она была… забавной. Наивной, пугливой, зачастую бесполезной, но старательной. Её хорошенькая головка была полна книжной чуши и романтическими представлениями. Смешно сказать! Она видела в нём человека под маской монстра. Это было забавно. Забавно до слёз. Румпель и не заметил, как снова начал меняться, как стал следить взглядом за девушкой, прислушиваться к её словам и исполнять её желания. Осколки сердца впивались в грудь изнутри, напоминая о том, что уже сделали с ним женщины, которых он любил, чем ответили на его любовь.
Однажды боль стала невыносимой. Румпель хотел, так хотел поверить, но не мог. И тогда он отпустил Бель. Боль от разлуки не так сильна, как боль предательства. Он переживёт. Всё что и надо, немного погрустить, а затем вернуться к исполнению своего плана. В конце концов, только Бель не предавал его никогда. Какая ирония… в его жизни и сердце снова появился человек с этим именем.
Чего Румпель не ожидал, так это что Бель вернётся в его замок сама. Она пришла и поцеловала его. Это был самый сладкий и самый горький поцелуй в его жизни. Поцелуй истинной любви, способный на чудо. Поверить бы ему, поверить бы Бель тогда…
В следующий раз Румпельштицхен смог поцеловать Бель только в Сторибруке. И какие это были поцелуи! Изменённая магией Злой Королевы Бель восторгалась тёмной стороной мистера Голда. И он упивался тем, что мог быть в глазах Бель сколь угодно чудовищным. Она смеялась резко и пронзительно, кусала его губы колючими поцелуями, бесстыдно обнимала его руками и ногами, не щадила его изувеченную ногу, заставляя вновь и вновь входить в её распаленное умелыми ласками тело. А Голд был умел, ласков и страстен. Он целовал её губы и шею, дразнил соски и бёдра, доводил до изнеможения порхая чуткими пальцами между ними. Она громко стонала, запрокидывая голову и выгибаясь навстречу его плоти. Голд сходил с ума, вдыхая пряный запах её молодой кожи и пышных волос. ЛжеБель нравилась ему ничуть не меньше настоящей.
Настоящая же выматывала душу, требовала невозможного,обижаясь на ложь и не принимая правды. Впрочем, Голд был не против. В этот раз он позволил себе любить, просто не спешил доверять. Ещё ни одна женщина не оправдала его надежд, а значит он будет любить, но не доверять.
Впрочем, Бель всё же умудрилась преподнести ему сюрприз, уколовшись о проклятое веретено. Женщины! И это тогда, когда надежды вернуть Беля уже не осталось – сын погиб, оставив ему внука, и почти лишив рассудка.
Зелина оставалась рядом с ним, в те дни, когда он шаг за шагом погружался в пучины безумия. О да! Она была достойной ученицей, лучшей, из тех, кто когда-либо были у него. Она хорошо усвоила урок «люби, но не доверяй». Пожалуй, даже лучше самого Румпеля. А ведь он так ласково целовал её, скользил губами по шее, заставляя выгибаться, гладил ладонями белые бёдра, заставляя всхлипывать от страсти.
Но нет… поцелуи Румпельштицхина, сколь бы умелыми они ни были, никогда не приносили ему счастья. Пожалуй, ему не стоило дарить ни одного из них.
Снова об аквариуме) Сегодня. наконец, запустили коллекцию ко дню всех святых! И я купил фантазийого хищника! Помесь чужого и гадюки! Хотел еще в прошлом году, но потратил брюлики на покупку нового аквариума) О чем не жалею))) Всему свое время))) Хыща запустил в аквариум со скелетиками и призраками, хотя и в инопланетном смотрелся бы неплохо.особенно учитывая яркость фона, но... может быть позже))) Вообще, хищников обычно для удобства держат всех в одном аквариуме.. Но Лют рассадил их всех по трем) Может не так и удобно. но мне нравится именно так))) Что до хыща, то двигается он не так плавно и гибко, как мурена, но зато частенько зависает попозировать))
На ФБуке у меня очень интересные поклонники. Да, я сам с удивлением обнаружил, что они у меня есть. То есть, как я мог об этом догадаться глядя на количество лайков и отзывов-то? Но поклонники есть, да. Ничем иным я не могу объяснить просьбы в личку, которые по сути выглядят так "напишите за меня монолог моего оригинального перса" и "напишите, пожалуйста, для меня фик по оооочень малоизвестной книге, пожалуйста". Ребята, а может вы сначала отзывы напишите, подружитесь с автором, почешете за ушком, не? Вот те, кто меня давно знают, подтвердят, я и заявки беру и в помощи, как правило, не отказываю, но... что ж вы со мной так по-потребительски-то?
Маленький драббл про мудрую белку 357 слов Белочка с седыми кисточками на ушах деловито прятала крупный орешек в густой мох по корнями старого пня. Её внучка носилась вокруг рыжей молнией, заглядывала под корни, перепрыгивала через бабушку, оглядывала ближайшие кусты - вдруг лисица рядом – и весело стрекотала. Седая белка улыбнулась непоседливости внучки и ловким прыжком взвилась на ближайшую ветку, метнулась по стволу вверх до самой макушки. Бельчонка спохватилась и помчалась следом, да куда там! -Смотри туда, - седая белка указала цепкой лапкой с длинными когтями на поваленное бурей дерево. Поросший мхом и чагой исполин, некогда крепкий и плотный, теперь крошился трухой и сладко пах разложением. А еще грибами, независимо поднявшими свои яркие шляпки. Бельчонка радостно подпрыгнула и метнулась вниз. В ту же секунду острые зубы бабки вцепились в ее пушистый хвост. - Ай! - Куда скаженная? – седая белка выплюнула шерстинку. – Ты хоть по сторонам глянь, прежде чем сигать, сломя голову! Бельчонка виновато прижала ушки. Ох и расстрекоталась старая! Да по делу. Куницы и лисы никогда не упустят возможности полакомиться юной бельчатиной. Так что к поваленному дереву спустились со всей осторожностью. Схватив ближайший гриб, белка ловко взлетела назад, на спасительные веточки, слишком тонкие, чтобы выдержать кого-то ещё. Нанизав гриб на сучок, белка отправилась за вторым. Внучка старательно повторяла за ней, таская грибы по одному на ветки. Вскоре все грибочки радовали глаз, разместившись на тонких сучках. Бабушка, - молоденькая белочка тревожно повела ушками. – А если их кто заберёт? - Раз заберёт, значит, им нужнее, – отмахнулась седая. - Но как же так? – растерялась бельчонка. Они, значит, старались, сушили, а кто-то просто так возьмёт? Не справедливо! - Ну, вот смотри, - белка с седыми кисточками удобно расположилась на ветке, свесив шикарный хвост вниз. – Не все наши запасы смогут долежать – что-то сгниёт, что-то перемерзнет, что-то червячки подточат – так не лучше, если их съест тот, кому нужнее? Бельчонка с сомнением повела ушком. - Или куница товарку нашу поймает, и все её припасы гнить начнут? Лучше уж мы их съедим, чтобы труд зря не пропал. Бельчонка вспомнила, сколько они за сегодня тайников наполнили, и кивнула – жалко, если пропадут, пусть лучше одноухий из соседнего выводка съест, хоть он и дурак наглый. - Жизнь слишком короткая, чтобы привязываться к тому, что легко заменить, – напоследок сказала седая белка и побежала к своему гнезду. А бельчонка задумалась.
Сказка-драббл по заявке "хочу сказку про душу, про море и немного про дождливо-серое и бесконечное небо. Про крики чаек, наступившую очень и долгое одиночество на душе. А вторая - чтобы не было больно рвать ненужные связи".
Одинокий маяк На море нет дорог, верстовых столбов и указателей. Только ночные созвездия загадывают ребусы, которые не всем по силам разгадать. А что делать, когда небо пасмурное, низкое и тяжелое настолько, что не то что звезд – луны не видать? Вся надежда на пронзительно-яркий луч маяка, который ни тучи, ни злые осенние дожди не смогут заставить поблекнуть. И маяк светит! Что бы ни случилось, он дарит указующий луч тем, кто отважно плывет в хрупких судёнышках над многокилометровой пропастью холодных вод, кровожадных чудовищ и глубинных тайн, тем, кто вверил свою судьбу переменчивому ветру, неукротимым волнам и судьбе. Дарующий надежду и спасение маяк. Одинокая башня на крошечном клочке суши, продуваемая всеми ветрами, подтачиваемая набегающими без устали волнами, и лишь крикливые чайки над нею не дают забыть о том, что жизнь существует. Старик, почти оглохших от многолетнего мерного плеска морской воды, почти одичавший в одиночестве, разрезаемом птичьими кликами, ежедневно взбирается по витой лестнице, чтобы разжечь пламя, которое может спасти отважных сынов моря. Старик знает, что далеко не каждую ночь проплывают мимо корабли. Знает. Но ни разу за всю его долгую пропахшую солью и гниющими водорослями жизнь, он не позволил себе не разжечь спасительное и бесполезное пламя. Даже когда лежал без сил, сражённый лихорадкой, он находил в себе силы доползти до исполинской чаши и поднести огонёк к пропитанному маслом фитильку. Даже, когда терял в веру в существование других людей. Даже, когда почти сошел с ума от одиночества. Каждый вечер он зажигал огонь маяка.
- Старик! – юноше в потрепанной куртке и широкой улыбкой на щеках, не знавших бритвы, приветливо машет шапкой, стоя на носу лодки. Смотритель тяжело спускается к крошечному пирсу, ловит конец веревки, брошенному беззаботной рукой юнца, и закрепляет. Мальчишка такой солнечный, что хмурое осеннее небо перестает плакать унылым дождём. Старик не слушает беспечный щебет – крики чаек ему привычнее и понятнее – берет бочку с маслом и, взвалив её на плечо, идёи к маяку. Мальчишка восхищённо свистит и пробует повторить этот трюк. После пятой бочки, старик все так же спокойно берет шестую, а у парня заплетаются ноги. А ведь эти бочки надо будет еще со склада в основании маяка по винтовой лестнице на самую макушку поднять. И это старик будет делать один, после того, как лодка с припасами уплывет к прибрежной деревне. - Ты крупу пока перенеси да солонину, - хрипло говорит старик, его голос дребезжание склянок, шестерёнок и переворачиваемых волной камней. – Масло – моя печаль. Запыхавшийся паренек лишь молча кивает, после пяти бочек его гонор куда-то делся, хотя улыбка по-прежнему приветливая. Этот старик, запертый на крошечном клочке суши – его герой. Когда он впервые приезжал с отцом к маяку, его манили приключения и странствия, хотелось вместе с другими отважными моряками мчаться под всеми парусами в поисках невероятных сокровищ. Но теперь он считает, что нет романтики благороднее, чем указывать путь бесшабашным мореходцам, сжигая в чаше между отполированными зеркалами не только масло, но и свою душу. Над головой резко кричат чайки, под ногами гладкие голыши и осколки раковин, сбоку плещется свинцовое осеннее море, мрачное и холодное, словно страдает от разлуки, а впереди каменная громада, незыблемая и неизменная – маяк. Единственная надежда и спасение тем, кто пленён морем, но остается дитем земли.
Снова аквариум))) В общем, хвастаю новыми изменениями в аквариумах))) Так случилось, что мне удалось заработать ежемесячную коллекционную рыбку, идеально подходящую инопланетному аквариуму))) А едва я ее вырастил, выиграл в рулетку капсулу стазиса. Её тоже сунул в инопланетный аквариум, хотя она как-то.. выпадает, но зато буббулятор с нею выглядит интереснее. Жаль на фотках не так заметно ( В связи с этим обоих белых рыбок пришлось переселить в другой аквариум. Васильков тоже, на серном фоне они несколько теряются)
Название: Сказ о трусливой Ласке Автор: Лютый зверь Бета: fandom OUaT 2016 Размер: драббл, 533 слова Персонажи: Румпельштильцхен, Регина Категория: джен Жанр: АУ, юмор Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Ласка Румпельхвост на весь лес слыл презренным трусом. Примечание: все звери
читать дальше Ласка Румпельхвост на весь лес слыл презренным трусом. Ласки, они ж какие? Маленькие, юркие и бесстрашные! Сами гибкие, стремительные, умные глазки бусинками горят — хоть и мелкий, а хищник. Кроме хромоножки Румпеля — этот не хищник, а так… падальщик-трусишка. Словом, в Зачарованном Лесу к Ласке Румпелю относились без особо пиетета и откровенно недолюбливали. Пронырливая Ласка, даже увечная, может много проблем создать — в любую нору просочится, гнездо разорит, и ладно бы с яйцами, а то и птенчиками не побрезгует, а самого его есть — только шерсть да кости из зубов выковыривать. Это если еще самого Румпеля из щели выковырнешь. А Румпельхвост прекрасно умел забиваться в щели. Однажды Рысь Регина, которую за коварный нрав и острые когти уважали и боялись все звери Зачарованного леса, увидела, как Белочка Белль угощала Ласку Румпеля орешком лещины. И тогда Рысь Регина подумала: «Вот как это так? Даже у трусишки Ласки есть та, кто ему орешки чистит и угощает, а у меня никого нет. Я и красива, и умна, и сильна, меня все уважают и боятся, но никто не любит. Наверное, Ласка Румпельхвост знает какой-то секрет! Вот поймаю и вытрясу из него тайну!». Надо сказать, что охотница Рысь Регина была преотменная. Ходила своих мягких лапках с втянутыми когтями бесшумно и быстро, ловко лазила по деревьям, прыгала высоко и далеко, а уж в засаде могла сидеть часами в ожидании добычи. Вот и засела она в засаде недалеко от гнезда Ласки Румпеля. Можно было бы и ближе, но уж на очень тоненьких веточках Румпельхвост соорудил свое гнездышко, куда тащил разные блестящие предметы, словно был Сорокой. Затаилась Рысь Регина в засаде. Сидит и ждет, когда хромая Ласка от своего гнезда подальше отойдет. А он себе сидит в гнезде, орешек от Белочки Бель грызет, никуда не торопится. Час прошел, другой на исходе, а Ласка из гнезда не выходит. Удивилась Рысь Регина, как это так — Ласка, а столько времени на одном месте сидит? Где ж такое видано? А тут Ласка из гнезда выглянул и говорит: — Да хватит тебе, Рысь Регина в кустах сидеть. Неужели не надоело? Говори, зачем пожаловала. Подняла Рысь голову повыше, шерстку распушила да важно из засады вышла. — Ну, здравствуй, Ласка Румпель. А я к тебе с вопросом. — Да неужели? — удивился Ласка, а сам смотрит, не осталось ли еще чищенных орешков от Белочки. — И какой у тебя вопрос к трусу Румпельхвосту? — Почему меня никто не любит? — спрашивает Рысь Регина. — Я же красивая, сильная и умная. Даже тебя Белочка Белль любит, хотя ты хромой трус, а вот меня — никто. Подумал Ласка и ответил, что скажет Рыси секрет, если она пообещает ни на него, ни на Белочку впредь не охотиться. Делать нечего, согласилась Рысь. — Белочка увидела во мне то, что другим не видно, — объяснил Ласка. — Красоту твою, ум и силу все видели и знают, а вот доброту свою ты никому не показала. Покажи кому-нибудь свою доброту, он тебя и полюбит. — А что ты сам Белочке Белль показал? — спросила Рысь Регина. — Неужели свою храбрость? Ничего не ответил Ласка, только улыбнулся пакостно да в гнездо спрятался.
Говорят, что Рысь Регина нашла Лисенка Генри и усыновила его. И что с тех самых пор она стала доброй, подружилась с другими зверями Зачарованного Леса. Что же касается хромого Ласки Румпельхвоста, то больше не говорили, что он трус. Может, не хотели Белочку Белль огорчать.
Народ, а кто любит динозавров и прочую доисторическую жизнь? Ну или просто логовцев, которые за эту команду команду пахать идут? А вам не трудно записаться с нами? Ну, хотя бы помпонами помахать,а то Лют зимой малопишущий. Позязя! Стучать сюда) www.diary.ru/member/?3315705 Если чо, Девид кэп)))
Но в данном случае... дебилы - это вообще плохо и опасно,но опасные дебилы - это противоестесвенно. Предлагаю подписать петицию против живодеров-эксгибиционистов тык
Чувствую себя Луффи... зверски хочется мяса! И, что совсем уж ни в какие ворота - с хлебом! А еще лучше мясного пирога! Горячего! Сочного! Остренького и с пряными травами! *протер стол и клавиатуру*
ИМенно этот текст я начал писать на день юмора в рамках неделько-феста, но вырубившийся инет здорово по...дкорректировал планы. Но этот текст я все же дописал в качестве благодарности всем, принявшим участие в Моконеной задумке. Спасибо всем) И вот прощальный подарок в честь нашего мини-сабонтуя)
Название: Мокона сломался Фандом: Tsubasa Автор: Лютый зверь; Бета: потом Рейтинг: G Пейринг: Курогане/Фай, Мокона Категория: джен Жанр: юмор Размер: драббл Статус: закончен Дисклеймер: все права принадлежат КЛАМП Предупреждения: вроде нет Размещение: Только с разрешения автора Написано в рамках феста Неделька Tsubasa
читать дальшеОчередной мир встретил путешественников вечерними сумерками, полупустыми улицами и уютно-теплыми огнями в окнах домов. Гостиницу нашли привычно быстро и привычно договорились о ночлеге. К счастью, в этом мире оказывались не впервые, и местные деньги у них имелись. Хорошо, что с ними путешествует Мокона, которая и на понятный язык переведёт, и всё на свете сохранит, позволяя путешествовать налегке, и обеспечит всем необходимым по первому же требованию.
Утром выспавшиеся путешественники решили позавтракать в номере остывшим пирогом, которым их угостили еще в прошлом мире. Когда все расселись за столом, Мокона привычно раскрыла рот, выпуская наружу облако белёсого пара и… меч Курогане. - Ой! – Мокона закрыла рот лапками и виновато скукожилась, печально повесив ушки. - Ничего страшного, Моко-тян, - Фай ласково улыбнулся и нежно погладил белые ушки. – С кем не бывает. Ещё раз, пожалуйста. Мокона робко подняла мордочку, с надеждой посмотрела на Фая, её тонкий хвостик доверчиво завилял из стороны в сторону. - А-ам! На край стола с тихим звяканьем шлепнулся кожаный мешок с деньгами. На Мокону было больно смотреть. Курогане и не смотрел, молча протянул длинную руку, взял свой меч и пристроил его поперёк колен. Шаоран сочувствующе смотрел на Мокону, Фай тихо подбадривал зверушку. Мокона, подняв большие голубые глаза, сморгнула слезинку, и снова попыталась. - А-ам! На стол грузно приземлилась бочка с пресной водой, спихнув на пол кошелёк. Зверушка всхлипнула и закрылась ушками. Круглая спинка мелко затряслась. - Бесполезное белое манджо, - Курогане откинулся на спинку стула и посмотрел в потолок, не обращая внимания шиканье с двух стон. – Я давно говорил, что ты бракованная. - Мокона очень полезная! – чудесным образом глаза Моконы высохли в одно мгновение. Взлетев над столом грозно размахивая лапками, звершка громко возмущалась. В ответ Курогане хищно усмехнулся, по другому он не умел, и издевательски протянул: - Да ну? - А-ам! Плюх! Тяжёлый свёрток, кажется, с инструментами Шорана смачно шлёпнулся в бочку, разбрызгивая воду на путешественников. Те дружно отпрыгнули от стола в разные стороны. - Фай-сан, - Шаоран небрежно стряхнул воду с волос, - вы же маг, может, вы сможете помочь Моконе? Мокона смотрела на Фая полными надежды глазами и теребила лапками край собственного ушка. Курогане фыркнул и отвернулся, то ли по привычке скрывая сочувствие и умиление, то ли действительно разозлился. В последнее, кстати, никто не верил. Фай хоть и был очень сильным магом, как раз лечить и не мог, но тем не менее осторожно протянул узкую ладонь, на которую тут же с готовностью запрыгнула Мокона, только тонкий хвостик не вертелся вентилятором, показывая, что к данной ситуации зверушка относится серьёзно. Тонкий бледный палец мага слегка коснулся кристалла, и вокруг Моконы тут же закружились изящные и гармоничные символы фаевой магии, словно причудливая светящаяся нотная запись. - Но… - Фай недоуменно моргнул, его диагностика не выявила никаких отклонений, - Моко-чан, с тобой всё в порядке. Может, ты просто расстроена или устала? Неподдельное беспокойство в голосе Фая заставило Курогане резко обернуться и даже сделать два шага к ушастой булке, хотя он как раз ничем помочь и не мог. Шаоран осторожно взял Мокону обеими руками внимательно оглядел. Его магия тоже была довольно сильна, но Мокона вдруг замотала головой, отказываясь от помощи. - Мокона в порядке! – зверушка взмахнула ушами и завиляла хвостиком. – Просто Мокона очень хотела всех порадовать первого апреля! Это ведь такой весёлый праздник! Путешественники, уже не первый год общающиеся с Моконой, волей или не волей привыкли к тому, что некоторые дни Мокона празднует, не считаясь с тем, что в других мирах о таких праздниках и не слышали. Курогане растянул губы с самой многообещающей улыбке и приблизил чересчур приветливое лицо к самой мордочке плюшки и ласково прорычал: - Значит, теперь наша очередь шутить? Мокона нагло чмокнула Курогане в нос и часто закивала головой, аж ушки затрепетали на поднятой волне воздуха. Фай захихикал, пряча усмешку в ладони, а Шаоран обвел погром в комнате и тихо заметил. - Надо обязательно поздравить Ватануки Кимихиро.