Фандом: Original
Автор: Лютый зверь
Бета: нет
Рейтинг: G
Пейринг:
Категория: джен
Жанр: приключения
Размер: 1386 слов
Статус: закончен
Дисклеймер: моё
Предупреждения: всё не такое, каким кажется
Размещение: Запрещено.
Примечания: Написано на маскифест Нейтральная полоса
Отражение калейдоскопа
Когда-то в детстве у меня был калейдоскоп. Пестрая трубка с глазком на одной стороне и колёсиком на другой. Я смотрел в неё на солнце и крутил колёсико – перед моим взглядом расцветали яркие и дивные узоры. Поворот – новая картинка. Яркие и неповторимые узоры сменяли друг друга… Каким же был первый? Самый первый? Каким был первый мир, в котором я жил?Да, миров много, как картинок в калейдоскопе. И миры такие же яркие и неповторимые. Я уже не помню большую часть из них. Одни были дикими и жестокими, другие пышными и погрязшими в пороке. Иногда случалось путешествовать по строгим и упорядоченным, изредка встречались и необитаемые, а были и откровенно безумные. Я люблю их все. Этот тоже.
Этот мир похож и не похож на другие. Он пропах морем и солнцем. Пронзительно синее небо разрезают крики чаек, зеленоватые волны несут на своих спинах глухой рокот, а мягкая пена прибоя нежно шелестит, облизывая камни. Этот мир обитаем.
На каменистом берегу ютится посёлок. Маленький, бедный и грязный. Запах йода разбавлен вонью тухлой рыбы и человеческого пота. Хижины из травы и глины кособокие и серые, хотя, здесь и они роскошь. Голоса людей такие же резкие, как и у морских птиц. Сами люди вовсе не похожи на этих белых, сытых и крылатых созданий – люди грязные, тощие и серые.
Моя добротная, хоть и потрёпанная в странствиях, одежда рядом с рваниной местных жителей смотрится неприлично роскошной. Впрочем, не я один выгляжу тут богачом - иноземные моряки, изредка пополняющие тут запасы воды и фруктов, тоже кажутся князьками или, как минимум, баронами рядом с нищими рыбаками.
Занятно. Обычно именно путешественники выглядят непрезентабельно по сравнению с оседлыми людьми, постепенно обрастающими хозяйством и жирком. Но не здесь. Что держит людей тут, на негостеприимном и скупом берегу? Может то же, что толкает меня идти из мира в мир? Я не ищу лучшей доли, иначе бы давно осел в каком-нибудь приятном и тёплом местечке с пышной природой и смуглыми красавицами в цветочных гирляндах на груди и шёлковых юбках на широких и крепких бедрах. Но я не могу противиться зову Пути.
Путь похож на высланную звёздами лыжню, и временами они хрустально звенят, когда в небе очередного мира луна становится безупречно круглой. Иногда лун несколько, тогда надо ждать, когда полной становится самая большая из них. Под хрустальный звон звёзд я выхожу на Путь шагаю в неизвестность. Никогда не знаешь, каким будет следующий мир, как не знаешь, какой узор сложится в калейдоскопе. Шаг с мерцающего Пути – шаг в неизвестность. Это как нырнуть с незнакомого обрыва – что там внизу? Отмель? Рифы? А может уютная глубина и чистейшая вода? Интересно и страшно. Ради этого чувства я не могу остановиться в своём беге по мирам, и вновь кручу колёсико калейдоскопа.
Однажды, будучи совсем мальчишкой, я сидел у порога своего дома и смотрел в калейдоскоп. Уже и не помню свой дом, в памяти только пёстрая трубка калейдоскопа, невероятно яркие узоры и… старик. Впрочем, это тогда я считал, что старик, а сейчас понимаю, что ему и сорока не было. Он попросил меня посмотреть в калейдоскоп, а потом долго вертел его в руках, словно никогда не видел таких игрушек. Занятный взрослый дал мне в благодарность конфету, больше похожую на таблетку. Странный вкус, слегка отдающий мятой, мне не понравился, но я вежливо догрыз конфету. Человек странно улыбнулся и ушёл. В ту же ночь я впервые услышал, как звенят звёзды на Небесной лыжне. В следующий раз услышал этот хрустальный звон лишь через несколько лет. Стоял, задрав голову, и смотрел, как дрожат звёзды. Потом просто шагнул. Шагнул и оказался на Пути. С тех пор и иду по нему каждое полнолуние.
По ночам в высоком и необычайно ярком небе этого мира Путь светится россыпью самоцветов. Облака тут редкость, а те, что иногда пробегают по небу – маленькие и рваные. Путь сверкает в ночи хвастливо и маняще. Никогда не устану от него.
Днем Путь увидеть невозможно, зато глубокое и чистое небо переливается такой яркой лазурью, какую никогда не увидишь, даже в глазах юных жриц холодных миров. Мне нравится это небо и то, как оно погружается в блестящее море на горизонте. Чтобы увидеть это иду на пирс с многочисленными лодками рыбаков и шлюпками моряков. Если пройти на самый край пирса, то стоящие в отдалении на якорях корабли не портят пейзажа.
Возле пирса я увидел девочку-подростка. Тощую и грязную, как и большинство местных. Серая рванина не скрывала длинных и нескладных, как у жеребёнка, ног, острых локтей и ключиц, а сквозь дыры в трятье виднелись рёбра. Крупные тёмные глаза пробежались по мне снизу вверх настороженно-оценивающим взглядом. Обветренные губы раздвинулись в по-детски неловкой, но не по-детски приветливой улыбке. Так улыбаются женщины во многих портах, но среди них обычно не бывает настолько юных. Этой же девочке, видимо, просто нечего есть, а судя по худобе – нечего есть уже довольно давно. Но меня удивило не это – приходилось смотреть и на более жуткие вещи, чем малолетняя портовая проститутка – удивил меня знакомый хрустальный звон. Неужели она… моя рука взмыла вверх в ритуальном приветствии.
- Здравствуй, я.
Концовка
Глаза девочки знакомо замерцали. Я слишком много видел таких глаз… своих глаз на чужих лицах. Тонкая и грязная ладошка взмыла вверх зеркальным отражением.
- Здравствуй, я. – Традиционный ответ.
На каком бы языке он не прозвучал, я всегда понимал его. Знакомый вихрь умирающих звёзд перед глазами, и на миг я вижу себя самого. Вижу из тела этой девочки.
Перед глазами проносятся тусклые воспоминания: стена хижины и пучок иссохших водорослей вместо постели, рыбная похлёбка в щербатой посуде, тяжёлые удары иссохшей женщины – матери этой девочки, а сейчас и моей. Богровым цветком среди этой серости – крепкий моряк с неопрятной бородой и медной серьгой в ухе. Он гнусно ухмыляется и наваливается сверху. Меня тошнит, и я выныриваю из воспоминаний в своё тело. Напротив сидит девочка – мое воплощение в этом мире. Она пришиблена моими воспоминаниями, её глаза пусты, а на губах блаженная улыбка. Возможно, было жестоко показывать ей другие миры…
Во многих мирах я встречал себя самого, проживающего другую жизнь. Я бывал воином и бродягой, холопом и контрабандистом, подлецом и интеллигентом, реже ребёнком или стариком. Женщины с моей душой тоже встречались раньше раз или два, но воплощение нищей рыбачки, торгующей телом, чтобы выжить – впервые.
Мне тошно и муторно, она же смотрит куда-то внутрь, очарованная неизвестными пейзажами, сказочной роскошью и первозданной дикостью, огромными толпами и бескрайними пустынями. Возможно, она видит и другие воплощения. Хоть бы с ума не сошла от такой лавины информации… хотя, для нее это было бы спасением. Лучше уж видеть сказочные пейзажи перед мысленным взором, чем изо дня в день переживать серость голода, побоев и матросского скотства. Впрочем, возможно, что я просто трус и хотел бы сбежать из этого мира. Сумасшествие – не самое поганое, что может случиться.
Девочка медленно моргает и осмысленно смотрит на меня.
- Спасибо, Шлинк. Теперь я знаю, что мне делать. - Девочка улыбается.
А она сильнее меня. Но она же – это я. Я Шлинк Айброс. Она Ланька – так тут называют мальков несъедобных рыб. Мы одно. И мы оба слышим, как звенят звёзды, зовя в путь.
Улыбаюсь Ланьке. Я знаю, что она сделает. Она проберется тайком на один из кораблей, стоящих на якоре не далеко от берега. Не знаю как, но проберётся и уедет прочь. Возможно, что моряки её убьют, когда найдут. Возможно – оставят как постельную игрушку и чернорабочую. Она рискнёт. Она не будет пытаться спрятаться в ярких миражах сумасшествия. Душа бродяги даст ей силы.
Прозябающие в нищете рыбаки, боящиеся отойти от своих хижин дальше, чем на день пути никогда не поймут нас. Они живут в этой серой, пропахшей тухлой требухой деревне и ничего не хотят знать. Ланька другая. Теперь она и сама знает это. Я не зря показал ей другие миры.
- Удачи тебе, Ланька.
Она улыбается и говорит чудовищную пошлость, глядя на меня весёлыми глазами. Да уж… поразительное сочетание детской невинности и порочности портовой шлюхи. Я краснею и ухожу, за спиной звонкий смех Ланьки.
Она – это я. Я – это она. Кто знает, на что я способен для того, чтобы выжить? Раньше мне казалось, что есть вещи, которые я не приму даже ради того, чтобы избежать смерти. Теперь я так не считаю. Во мне достаточно живучести и недостаточно моральных принципов – ведь конкретные принципы существуют в конкретном мире, а я живу во всех мирах. Бродяга без принципов, я иду по звенящим звёздам, и на моих сапогах вся человеческая грязь бесчисленных миров.