Название: Глаза садовника Автор: Лютый зверь Бета: iris M Размер: миди, 7918 слов Пейринг/Персонажи: Мураки Казутака/Цузуки Асато, намеки на Мураки Казутака/Мибу Ория Категория: джен, преслэш Жанр: АУ, дарк Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: В поместье герцога нанялся молодой садовник с необычными глазами Цузуки нервно мял шляпу, переступал с ноги на ногу и смущенно смотрел на представительного дворецкого, который сейчас решал его судьбу. Холодный взгляд синих глаз медленно прошелся от стареньких, но старательно начищенных ботинок до лохматой макушки и остановился на лице. Дворецкий задумчиво нахмурился.
— Необычный цвет глаз.
— Простите, но в саду я буду в шляпе, поэтому никто не увидит, — Цузуки жалобно посмотрел снизу вверх. Ему очень нужны были деньги. — Поверьте, господин Тацуми, на моей работе это никак не скажется.
— Напротив, — дворецкий прервал невнятный поток слов и задумчиво потер подбородок. — Мне кажется, что будет лучше доверить тебе клумбы у порога, а вот шляпу снимай, когда господин герцог будет проходить мимо. Господину нравятся редкости. Но запомни, твое дело — цветы. Ни на что не рассчитывай и не надейся использовать свою внешность.
Цузуки не совсем понял, что имел в виду дворецкий, но закивал в знак согласия. У него будут деньги, кров и стол, да еще и любимое занятие! Ну, после поедания сладостей, конечно. А главное, он сумеет хоть немного отплатить единственному человеку, который был добр к нему.
Каморка, которую выделили новому садовнику, оказалась крошечной и грязной. Цузуки до вечера приводил новое жилье в приемлемый вид: лазил на карачках, вымывая полы, убирал паутину, стоя на колченогом стульчике, норовившем развалиться в самый неподходящий момент, безуспешно пытался отмыть небольшое окошко. А уж сколько мусора он вынес! Но все это были приятные хлопоты. Ведь теперь у Цузуки начиналась новая жизнь.
В старой были лишь побои, презрение односельчан и постоянное чувство вины. Цузуки любил людей и тянулся к ним, но большинство не принимало его из-за противоестественно фиолетовых глаз. Обреченный на одиночество мальчишка нашел свое призвание в уходе за растениями. Но это почему-то лишь еще больше обозлило односельчан, и Цузуки был вынужден бежать из родной деревни.
К счастью, ему несказанно повезло. В городе, где он спрятался, оказался небольшой, но чудесный садик. Цузуки наткнулся на него, когда убегал от полицейских, вознамерившихся арестовать мелкого бродяжку. Тогда ему удалось затеряться в трущобах, но и оттуда пришлось вскоре удирать уже от местных отбросов. Тем не менее, про сад он не забыл. При первой же возможности Цузуки пришел полюбоваться на цветы через ажурную ограду. Задерживаться он не стал, во-первых, нужно было раздобыть поесть, а во-вторых, вовсе не хотел, чтобы его прогнали еще и отсюда.
Так и проходила жизнь Цузуки на улицах города. Он попрошайничал, искал ночлег там, откуда его не гнали полицейские, бродяги или уличные псы, а когда находилась минутка, шел к садику. Каждый день любовался, но ни разу не попытался перемахнуть через ограду и сорвать хоть один цветок. Однажды, когда он разглядывал редкий по красоте колокольчик, крепкая рука цепко ухватила его за шиворот.
— Попался!
— Простите! — запричитал Цузуки, норовя вывернуться из захвата. — Я ничего не сделал!
— Я вижу, — насмешливо отозвался голос. Хозяин его, кажется, был в возрасте. — Каждый день ходишь, но не пытаешься что-нибудь натворить. Так любишь цветы?
Поняв, что прямо сейчас его не будут бить или сдавать полиции, Цузуки немного успокоился и запрокинул голову в попытке разглядеть поймавшего его старика.
— Люблю, — кивнул Цузуки и тут же добавил, — но ничего плохого делать и не собирался!
— Тебе есть куда идти? — снова спросил старик.
Цузуки насупился, шмыгнул носом и мотнул головой. Торчал бы он тут, если бы было куда возвращаться!
— Мне нужен помощник, — неожиданно сказал старик. — Я видел, как ты смотришь на цветы. Если хочешь жить честной жизнью и будешь стараться, то я дам тебе такой шанс.
Цузуки не поверил своему счастью.
***
Старик Коноэ оказался бывшим садовником графского поместья, оставившим свою должность по состоянию здоровья. Но на вполне достойное вознаграждение за верную службу он смог купить домик в городе с крошечным садом, на который ему пока хватало сил. Сидеть без дела Коноэ не любил, а цветы были его жизнью. Свой личный сад он содержал просто образцово, но даже такой объем работ стал со временем для него непосильным. И тут судьба привела к его порогу мальчишку с добрым сердцем, умевшего видеть красоту. Коноэ долго наблюдал за ним, но тот так ни разу и не попытался проникнуть в сад. И тогда старик решился. Теперь юный Цузуки окрашивал его жизнь в краски более яркие, чем все цветы графского сада.
Мальчишка оказался не только добрым, но и неловким, бестолковым и битком набитым щенячьим восторгом по любому поводу, а то и вовсе без него. Коноэ невольно улыбался, глядя на полного жизни ученика, и радовался, что не упустил этот подарок судьбы. Ну и что, что Цузуки ничего не знает об элитных растениях, зато он старателен и добр, а что еще нужно цветам? Доброе сердце для этих капризников не менее важно, чем ежедневный полив и подкормка. А цветы любили Цузуки, тянулись к нему, почти не болели и цвели так пышно и ароматно, что сердце старика неизменно радовалось. Вовремя они встретились, ведь кто знает, что осталось бы от доброты и чистоты этого ребенка, поживи он на улице еще немного.
Со временем Цузуки подрос, запомнил сложные названия цветов на латыни, научился всем тонкостям ремесла и превратился в высокого и статного юношу, не обделенного красотой. К тому времени Коноэ совсем обессилел. Денег от продажи прекрасных букетов и элитных саженцев уже не хватало на лекарства. Обращаться за помощью к графу Коноэ запретил, объяснив это тем, что граф и так был непозволительно щедр, когда отпустил его на пенсию и выдал достаточно средств, чтобы купить дом с садом в городе. Цузуки чувствовал, что старик чего-то не договаривает, но не мог обидеть недоверием единственного человека, кто был добр к нему. И тогда в его вечно лохматую голову пришла мысль о соседнем герцогстве. Раз нельзя попросить помощи у графа, то, может, стоит наняться садовником к герцогу? Имя старика-учителя лучшая рекомендация, которая только могла быть.
Вот так Цузуки и оказался в поместье, где хладнокровный дворецкий внезапно доверил ему ухаживать за клумбами у самого дома, точнее дворца. Во всяком случае, сам Цузуки был уверен, что это именно дворец! Четырехэтажный, с огромными окнами и богатой лепниной, высокими колоннами и двойной лестницей, на широких ступенях которой можно было при желании разместить карету.
За цветами лучше всего ухаживать ранним утром и вечером, когда усталое солнце уже не так щедро льет свое тепло на землю, грозя сжечь капризные и дорогие растения. Именно поэтому Цузуки, хоть и любил подольше поваляться в кровати, был вынужден встать рано. Он не мог позволить себе опоздать в первый же день. С трудом разлепив тяжелые веки, он уговаривал непослушное тело покинуть гостеприимные объятия кровати ради старика Коноэ. Вряд ли в поместье герцога стали бы терпеть лодыря.
К удивлению Цузуки, дворецкий уже был на ногах. Более того — привычно безупречен и занят делами. Господин Тацуми раздавал указания слугам, собравшимся в просторном зале, словно главнокомандующий солдатам. Выслушав задание на сегодня, новый садовник поклонился и отправился их исполнять, как только дворецкий дважды хлопнул в ладоши, отпуская слуг.
Пропалывая клумбу, Цузуки задавался вопросом, почему никто не предупредил его об утреннем собрании. Так ничего и не придумав, он выкинул эти мысли из головы и сосредоточился на работе, тихо разговаривая с цветами. Эту привычку он перенял у Коноэ, который считал растения не просто живыми, а разумными. Возможно, он был в чем-то прав, потому что сам Цузуки, работая в саду, всегда ощущал подъем сил, словно цветы оказывали ему безмолвную, но явную поддержку.
— А вот этот листик мы обрежем, — Цузуки аккуратно срезал чуть желтоватый лист с небольшим коричневым пятном по самому краю. — Мы же не хотим, чтобы ты заболел. Вечером приготовлю тебе лекарство, чтобы больше ни одна хворь не прицепилась.
За спиной раздались шаги, и Цузуки рассеяно оглянулся на шум. По ступенькам дворца спускались двое, но он лишь краем глаза отметил, что один из них — господин Тацуми. Все внимание захватил высокий и крепкий человек в белых одеждах — герцог Мураки. Цузуки замер, растерянно стянув с головы шляпу. Герцог медленно приближался, его платиновые волосы, бледная кожа и безупречно белые одеяния, казалось, сияли. Он выглядел ангелом, спускавшимся с небес, облитым светом. От этого зрелища захватывало дыхание. Взгляд серебристо-серых глаз скользнул по лицу Цузуки, и герцог замер. Дворецкий, шедший на шаг позади, едва успел затормозить.
— Ваше сиятельство? — Тацуми деликатно обратился к герцогу и тут же потянулся к карману, доставая платок.
Герцог вздрогнул, дрожавшая в его глазу слезинка скатилась по щеке. Поспешно взяв платок дворецкого, его сиятельство прижал белую ткань к лицу.
— Боже, как стыдно…
Голос герцога оказался под стать внешности: глубокий, насыщенный и очень красивый. Цузуки вздрогнул и словно очнулся. Только сейчас он понял, что великолепие этого человека ослепило его. Герцог прошел мимо. Цузуки еще долго смотрел ему вслед, прежде чем вернуться к своему занятию.
Задолго до обеда у пропустившего завтрак Цузуки в животе урчало так, что одна из юных и симпатичных служанок тайком принесла ему бутерброд.
— Держи, — у нас все новички через это проходят, — объяснила смешливая рыжеволосая девушка, назвавшаяся Вакабой. — В первый день господин Тацуми не будит, проверяя, как человек относится к своим обязанностям. Ты молодец! Сегодня к тебе в комнату проведут колокольчик. По утрам он будет будить, если сразу встанешь, успеешь позавтракать перед утренним собранием. А если зазвенит в любое другое время, значит, господин Тацуми тебя вызывает, и надо срочно прийти в его кабинет. Я тебе покажу после обеда. У меня как раз будет небольшой перерыв.
— Спасибо, Вакаба, — Цузуки успел дожевать бутерброд, пока слушал. — Вот, это тебе!
И он аккуратно срезал крошечный цветок и протянул девушке.
— Спасибо, — Вакаба тепло улыбнулась, — но больше так не делай, а то господин Тацуми накажет нас обоих.
Вакаба оказалась не только милой и доброй девушкой, но и неисчерпаемым источником информации о жизни поместья. Благодаря ей Цузуки узнал обо всем гораздо полнее и быстрее, чем из толковых, но сухих инструкций господина Тацуми. Впрочем, Цузуки вообще старался держать подальше от хладнокровного дворецкого. Это было не так сложно. Обедали старшие и младшие слуги отдельно, причем, горничные прислуживали за столом господину Тацуми, чтобы улучшить свои навыки. Это было одновременно тренировкой, обучением и уроком субординации. Пожалуй, это удивило Цузуки больше всего. Он никогда не думал, что у слуг может быть своя иерархия, или что слуги могут прислуживать другим слугам. Ведь дворецкий, по сути, тоже был слугой.
Тем не менее, в каком-то смысле, господин Тацуми был хозяином всего поместья. Именно он правил здесь твердой рукой, в то время как герцог… просто жил здесь, а жизнь всех обитателей поместья крутилась вокруг него под чутким руководством господина Тацуми. Дворецкий вставал раньше всех, будил слуг, лично готовил завтрак для герцога, хотя в поместье был повар и несколько поварят, отдавал распоряжения всем работникам на день, а потом прислуживал герцогу, например, при утреннем туалете. Господин Тацуми вел все дела, следил за расходами, контролировал всех слуг, словом, казался не человеком, а безупречной машиной, способной на невозможное.
Только через неделю жизни в поместье Цузуки понял, что влияние дворецкого гораздо шире. Например, то, что его приняли другие слуги, было полностью заслугой господина Тацуми. Теперь необычные глаза стали если не достойным приобретением, то уж точно не уродством. Впервые после старика Коноэ другие люди не избегали его, более того, относились вполне дружелюбно. Никому не было дела до того, что было раньше. Сейчас его воспринимали просто хорошим садовником и неплохим парнем, с которым можно весело поболтать о всякой ерунде за обедом или во время перерыва. Цузуки был счастлив. Он не только занимался любимым делом, зарабатывая достаточно денег, чтобы отблагодарить старика Коноэ за все, что тот для него сделал, но и получил возможность общаться с другими людьми. Это всегда казалось ему недосягаемой мечтой, и вот теперь она сбылась.
Герцог Мураки стоял у окна и наблюдал за тем, как новый садовник старательно ухаживал за цветами. Его совершенно не интересовало занятие паренька, а вот он сам — даже очень. Аметистовые глаза — это гораздо больше, чем просто редкость. Мураки чуть улыбнулся. Он знал, что означает цвет этих глаз. Он значил шанс, которого герцог ждал. Так давно, что не удержал невольную слезу радости, когда понял, что этот шанс выпал ему. Упускать такую возможность Мураки не собирался, но и торопиться был не намерен. Всему свое время. Кажется, новый садовник сдружился с этой служанкой, Вакабой?
Мураки задернул штору и отошел от окна. В ближайшее время будет очень весело.
Каждое утро Цузуки срезал свежие цветы для дома. Собранные им букеты служанки расставляли по вазам. Герцог любил красные розы, именно их приносили в его покои. Для остальных комнат Цузуки составлял композиции по своему вкусу. Сегодня он выбрал для библиотеки золотистые с темной сердцевиной антирринумы. Их тонкий и легкий аромат не отвлекал от чтения и не забивал запах чая и сладостей. Вакаба, увидев обманчиво простой букет, восторженно захлопала в ладоши.
— Цузуки! Они восхитительны! Ты заслужил яблочную слойку!
— Правда?! — Цузуки, любивший сладости так же сильно как цветы, впился горящим взглядом в лицо девушки. — Правда-правда-правда?! Те самые, которые ты печешь сама?
— Одну! — засмеялась Вакаба, принимая букет. — Я дам тебе только одну.
Цузуки сразу же поник, словно брошенный щенок. Служанка унесла цветы в библиотеку, а Цузуки потянулся, разминая затекшую спину. Сегодня ему еще надо было приготовить средство от тли, но этим можно заняться и в середине дня, когда жара не позволит ему работать с цветами.
***
Роскошный кабинет герцога был обставлен с таким вкусом, что роскошь не бросалась в глаза, а мягко и ненавязчиво обволакивала тех, кто имел счастье здесь оказаться. Или несчастье, как повезет. Букет красных роз, пожалуй, слишком большой для безупречного вкуса герцога, занимал весь чайный столик у окна. Этот букет — первое, что видел входивший. Большой стол, обитый зеленым сукном, был ставлен множеством изящных и необходимых мелочей, вроде серебряного письменного прибора; многочисленные полки с книгами, чей потертый вид явственно указывал, что стоят они тут не для красоты; большой глобус и два уютных кресла рядом с ним отходили на второй план. А розы царили здесь, источая яркий, немного тяжелый аромат, требовали от входящих поклонения и восторгов. Но даже они блекли, если в кабинете находился хозяин. Всегда исключительно в белом, таинственный и прекрасный, он, словно магнит, притягивал взгляды, где бы ни находился. Даже здесь, в собственном кабинете, он выглядел слишком неземным. И это впечатление не тускнело с годами.
Дворецкий деликатно, но настойчиво постучал в дверь, и, дождавшись разрешения, вошел в кабинет хозяина, с тем непревзойденным чувством собственного достоинства, которое не могло быть приобретенным, но которое он отточил за годы безупречной службы.
Герцог сидел в кресле рядом с глобусом и задумчиво крутил огромный шар. Тацуми на миг застыл, невольно попадая под колдовское очарование этого человека.
— Снова счета? — будничным тоном поинтересовался герцог, текучим движением поднимаясь из кресла.
— Несколько деловых писем, требующих вашего незамедлительного внимания, — дворецкий чуть поклонился, всем своим видом показывая, что отказ неприемлем.
Мураки тем временем расположился за столом и с многозначительной улыбкой посмотрел на слугу. Ему нравилось, что даже через столько лет на службе в поместье Тацуми сохранил властную натуру и несгибаемый характер. Еще больше нравилось, что все это полностью подчинено ему с поистине собачьей верностью. Впрочем, не совсем. Дворецкий был безупречно верен, но не всегда послушен, и мог оспаривать мнение хозяина, если считал, что это в его интересах. Никто не мог знать об интересах герцога больше него самого, но Тацуми оказался вторым человеком, которому Мураки прощал подобное вольнодумство.
— Писем? — герцог небрежным кивком пригласил дворецкого к столу.
Пока он просматривал письма, дворецкий тихо комментировал то, что было между строк. Внезапно рабочая атмосфера была разрушена без следа ворвавшимся в кабинет вихрем.
— Мураки! — высокий и длинноволосый мужчина, одетый в роскошное кимоно, промчался мимо опешившего Тацуми и, вскочив на стол, схватил герцога за грудки. — Что это значит? Сколько еще мне разгребать все то, что ты творишь? Ты хоть понимаешь, сколько сил потребуется, чтобы убрать за тобой?
— Ничего такого, что было бы тебе не по силам, Ория, — герцог даже не попытался вырваться из крепкой хватки разгневанного гостя, а лишь спокойно и приветливо улыбался ему в лицо.
— Господин Мибу, — раздался холодный голос дворецкого, — не могли бы вы вести себя, соблюдая общепринятые нормы?
— Казу, — не поверил ушам тот, кого назвали Мибу Орией, — меня отчитывают в твоем доме?
— Если тебе станет легче, то Тацуми и меня порой отчитывает.
— И сейчас самое время, — дворецкий выпрямился, — но я не стану этого делать при госте. Мы с вами, господин герцог, побеседуем чуть позднее. А пока я отдам распоряжения, чтобы господину Мибу приготовили его покои. И прошу вас, в следующий раз приезжайте в экипаже.
Тацуми поклонился, хотя в его поклоне не было ни грамма покорности и почтительности, зато с избытком хватало явного неодобрения. Мибу проводил дворецкого ошарашенным взглядом, его цепкие руки соскользнули с белоснежной одежды герцога, который уже забыл про слугу и с удовольствием рассматривал сильную грудь в распахнувшемся кимоно и открывшееся смуглое колено, упирающееся в сукно стола.
— Казу... — Ория закатил глаза, поймав взгляд друга. — Как в тебе помещается столько похоти?
— Почему ты не спрашиваешь, как во мне помещается столько гениальности?
— Может потому, что разгребать последствия твоей гениальности приходится именно мне? — Ория, ворча, слез со стола, презрительно оглядел высокую и неудобную мебель и остался стоять, скрестив руки на груди.
— Это все ерунда, — герцог притянул друга, усаживая себе на колени и забираясь ладонью под шелковую ткань, чтобы огладить сильное бедро. За что тут же получил шлепок и удар локтем под ребро.
Мибу Ория был единственным, кого не пленяла красота Мураки Казутаки. Тем не менее, он с потрохами принадлежал этому человеку, возможно, потому что прекрасно знал, что скрывалось за этой ангельской внешностью. Казутака никогда не прятал от него собственные пороки, и это доверие подкупило Орию сильнее чем что бы то ни было.
— Ерунда? — прошипел Мибу, отчего его красивое лицо превратилось в злобную маску.
— Подумаешь, пара выпотрошенных проституток из нижнего города, — герцог легкомысленно отмахнулся. — Да никто завтра и имен их не вспомнит. Они мертвы с того момента, как только ступили на ночные улицы. Ты же теневой король этого города, одно движение твоего мизинца, и все уладится.
Мибу энергично выдернул из хватки герцога тот мизинец, о котором шла речь, не давая Мураки его поцеловать. Злиться на друга долго у него никогда не получалось. И дело не только в том, что Ория обладал хоть и вспыльчивым, но отходчивым нравом. Отходчивость не мешала ему хладнокровно и изощренно убирать с пути тех, к кому он не испытывал и тени неприязни. Просто Казу — это Казу. Какой смысл злиться на человека, который не воспринимает твой гнев всерьез? А вот позволять отвлекать себя он не мог из принципа. Титул теневого короля достался ему не за красивые глаза.
— Да, кстати, — герцог, не замечая бунта Ории, осыпал мелкими поцелуями длинные пряди редкого оттенка красного дерева, — а с чего ты вообще взял, что я имею к этому отношение?
— А ты не имеешь? — богатый интонациями голос Ории, щедро сдобренный доброй порцией ехидства, вызвал на лице Мураки еще одну невольную улыбку. — И прекрати уже меня домогаться! Думаешь, я не знаю, когда ты на самом деле меня хочешь?
— Вот как? — герцог внезапно стал серьезным. Словам Ории он всегда доверял безоговорочно, хотя в большинстве случаев игнорировал разумные советы. Но в этот раз стоило прислушаться. Слова Ории означали, что мысли Казутаки были заняты чем-то гораздо сильнее, чем он сам предполагал. — Я покажу тебе его.
Герцог решительно встал, не давая Ории времени с достоинством покинуть колени, но тот все же успел соскочить с невозмутимым видом. Герцог подвел его к окну и показал на копошащегося в клумбе Цузуки.
— Его глаза похожи на неограненные аметисты, но у него невероятно доброе сердце. Вряд ли я когда-либо найду второго такого же уязвимого демона. Сама судьба привела его на порог моего дома. Отказываться от такого подарка — это слишком грубо.
— Казу… — Ория ткнулся лбом в плечо, обтянутое белоснежной тканью. — Ты хоть понимаешь, что можешь потерять себя?
— Останусь ли я собой, если отступлюсь? Ория, ты понимаешь меня лучше, чем кто бы то ни было. Ты единственный, кому я могу открыться. И, возможно, только ты и прольешь слезинку обо мне, если я погибну. Именно поэтому, я не хочу тебе лгать, но и останавливаться на полпути не стану.
— Казу… — Мибу порывисто обнял Мураки, но тот не ответил.
***
После обеда Цузуки отправился в садовую кладовку. В небольшом помещении аккуратно хранился весь садовый инвентарь, мешки с компостом и различные средства для борьбы с вредителями и болезнями растений. Цузуки перебирал склянки и коробки с порошками, ища необходимые ингредиенты для средства от тли, оккупировавшей несколько кустов роз, несмотря на посаженный рядом фенхель. К сожалению, табачной пыли он так и не нашел, а потому был вынужден обратиться за помощью к дворецкому.
Господина Тацуми Цузуки нашел в его собственном кабинете, занятого бумажной работой. Как тут же выяснил Цузуки, господин дворецкий очень не любил, когда его отвлекали от работы. Впрочем, отступать уже было поздно, и Цузуки, нервно теребя свою шляпу, промямлил о своей проблеме. Дворецкий поджал губы, несколько мгновений хмуро разглядывал стену напротив, вогнав несчастного парнишку в состояние близкое к откровенной панике, а потом кивнул своим мыслям.
— Как срочно нужна эта отрава?
— Чем раньше, тем лучше. Тля только начала нападать на розы, если заняться ею сейчас, то розы не пострадают.
— Хорошо. Иди к себе, я вызову тебя, как только что-то решу, — господин Тацуми тут же углубился в документы, не обращая более внимания на мнущегося на пороге садовника. Тому больше ничего не оставалось, как тихо уйти, осторожно прикрыв за собой дверь.
***
Судя по семейным портретам, Мураки Казутака был весьма похож на своего деда. Но кроме внешности, Казутака разделял и некоторые его пристрастия. Одним из них была наука. Достойный предок оборудовал в доме великолепную лабораторию, которой теперь пользовался его внук. Нынешний владелец, унаследовавший, в том числе, и гениальность предшественника, оборудовал лабораторию по последнему слову техники. Его интересы лежали в более широкой плоскости, поэтому в лаборатории появились не только новые приборы и реторты, но и несколько горшков с экзотичными растениями, целый ряд террариумов со странными тварями, некоторые из которых напоминали плод фантазии больного вивисектора, и целая коллекция странных артефактов, больше подходящих археологу, чем естественнику.
В этой лаборатории дворецкий и нашел его сиятельство, облаченного в белую мантию с едва заметными следами от реактивов. Герцог крайне удивился внеплановому визиту, а, узнав причину, удивился еще больше.
— Никотин-сульфат? Однако, — чуть улыбаясь, герцог склонил голову к плечу, — наше недавнее приобретение, похоже, весьма решительно настроено отстаивать сад. Пришлите юношу сюда. Думаю, я смогу ему помочь.
Герцог оперся бедрами о каменную столешницу, которой были не страшны самые жгучие кислоты, и сложил руки на груди. Кто бы мог подумать, что повод появится так быстро и без участия самого герцога, который уже предпринял некоторые шаги для сближения со своей жертвой. Что ж, видимо, сама судьба толкает Мураки Казутаку по этому пути. Да будет так.
В ожидании Цузуки герцог не терял времени даром и, взяв с полки бутыль с прозрачно-коричневой жидкостью, отлил немного в небольшую склянку и закупорил пробкой. В этот момент в дверях показался неловко мнущийся садовник. Мураки некоторое время разглядывал его. Смущенный вид одновременно шел Цузуки и казался противоестественным. Хотелось подразнить его и в то же время защитить от всего мира. Мураки улыбнулся про себя этой мысли. Вероятно, именно такое желание этот паренек вызывает при близком знакомстве у многих людей, независимо от пола и возраста. Эдакий щеночек, трогательный и энергичный одновременно. Мураки же хотелось подчинить это существо, не осознающее всей своей мощи. Подчинить полностью. Без остатка завладеть душой, силой и телом. Весьма привлекательным, кстати, телом. Было ли это жадностью или жаждой, терзающей Мураки с шестнадцати лет? Это не имело значения. Мураки просто не видел причин отказывать себе хоть в чем-то.
— Я приготовил никотин для тебя, Цузуки, — герцог нежно улыбнулся двусмысленности своих слов. — И я хочу знать, какие еще вещества тебе нужны. Не обязательно отвечать прямо сейчас, проверь то, что имеется, а потом предоставь список Тацуми.
Цузуки робко кивнул и с опаской прошел в лабораторию. Взгляд фиолетовых глаз скользнул по непонятным приборам, посуде странной формы и остановился на небольших бледно-зеленых отростках, увенчанных нежно-розовыми цветочками.
— Лофофора Уильямса? — невольно вырвалось у Цузуки.
— О? Браво. Не предполагал, что ваши познания распространяются так широко, — герцог заинтересованно поднял бровь, отчего его лицо приобрело опасное выражение. Цузуки смутился, отпустил взгляд, но уже через миг искоса посмотрел на хозяина. Тому понравился взгляд юноши, робкий, но не пугливый.
— Это очень опасное растение, — тихо сказал Цузуки.
— Я осведомлен о его свойствах, — кивнул Мураки, — но из него так же можно делать лекарства.
— Вы… — Цузуки замялся, не в силах найти подходящее слово.
— Хорошее образование — одна из привилегий людей моего класса. — герцог осторожно провел пальцем по лепестку лофофоры. — Однако я считаю, что всякая привилегия должна оправдывать себя. Если я получил образование, то должен им пользоваться на благо тех, кто не имеет такой возможности.
Восхищение в глазах Цузуки стало почти осязаемым.
— Я... — Цузуки поклонился, — я был бы счастлив помочь вам. Если возможно, я мог бы выращивать необходимые вам растения. Некоторые виды требуют очень осторожного обращения.
— Я подумаю об этом, — герцог снисходительно кивнул, — а пока позаботьтесь о тле.
Склянка с ядом перекочевала в руки Цузуки.
***
Аккуратно обработав пораженные побеги, Цузуки отнес остатки отравы в кладовую. К его удивлению, дворецкий находился там. Однако прежде чем удивленный юноша смог открыть рот, господин Тацуми резко заговорил:
— Я уже говорил, что твое дело только цветы. Садовнику нет необходимости сближаться с герцогом.
— Простите, я… — Цузуки поник.
— Знай свое место, — жестко припечатал дворецкий и удалился, не скрывая раздражения.
Цузуки смущенно и непонимающе смотрел вслед, он так и не понял, что именно сделал не так, однако гнев господина Тацуми его напугал.
***
— Казу, ты делаешь совершеннейшую глупость. — Мибу, самовольно оставшийся погостить в поместье, задумчиво разглядывал потолок, пока его друг укладывал на кушетку безвольное девичье тело.
— Ория, вместо того, чтобы высказывать свое мнение, которое я и без того знаю, помог бы.
— Вот уж нет! Я не одобряю твои методы, — Мибу задумчиво прикусил мундштук тонкой трубки и втянул в себя горьковатый дым. — И то, во что ты влез в этот раз.
— Можно подумать ты раньше одобрял, — пробормотал герцог, стягивая с девушки белоснежный фартук и форменное платье.
Янтарные глаза Мибу с удовольствием смотрели на юное тело. На бледную шею, хрупкие ключицы, небольшую грудь, увенчанную нежными сосками, аккуратный животик и изящные бедра. Взгляд остановился на темно-рыжих волосках между ними.
— Жаль так варварски обращаться с таким телом.
— Да уж, — фыркнул Мураки. — Ты бы нашел ему гораздо более приятное применение в одном из своих заведений.
— Одно! — Мибу выдохнул тонкую струйку дыма. — Официально у меня только одно заведение, а остальное — домыслы недоброжелателей. А девушка действительно интересная. Она бы пользовалась популярностью.
— Мне всегда было интересно, — герцог оставил обнаженную Вакабу и подошел к одной из клеток. Достал из нее мелкого и отчаянно верещавшего зверька, осторожно погладил пальцем крошечную голову, дотронулся до огромного уха, — как такой ценитель женской красоты может быть настолько безразличным к самим женщинам?
— Я не безразличен к некоторым женщинам, — Мибу выделил предпоследнее слово. — Этого достаточно.
— Ты небезразличен к моей женщине, — Мураки вернулся к бессознательной девушке, осторожно провел ножом по белой руке и поднес зверька к ране. Тот жадно зачавкал, слизывая кровь. Его собратья, оставшиеся в клетке, тоненько запричитали. Герцог улыбнулся и продолжил. — Впрочем, как и ко всему, связанному со мной. Интересно, почему?
— Почему у меня такие друзья? — в тон ответил Ория, выбивая трубку в серебряную пепельницу.
Напоив зверька кровью девушки, Мураки вернул его в клетку.
— Ория, а ты не думал о том, что других друзей ты не заслуживаешь?
— Я думал о том, что ты не заслуживаешь и такого друга, как я, — резко отозвался Ория.
Мураки тихо рассмеялся и положил ладонь на лоно девушки. Бледные пальцы погрузились в шелковистые волоски.
— Она невинна, — пальцы скользнули дальше, а девушка застонала, не приходя в сознание. — Редкость среди служанок в наши дни. Пожалуй, я воспользуюсь таким шансом и приготовлю для своего возлюбленного еще один сюрприз.
Мибу покачал головой, глядя, как друг раздвигает безвольные бедра девушки. Иногда Казу бывал слишком уж жесток.
***
Тацуми полировал серебряную вилку, когда звон разбившегося стекла заставил его резко обернуться. Бледная и перепуганная Вакаба застыла на коленях перед осколками прозрачного кувшина. Покрыть его стоимость из своей зарплаты она не смогла бы и за несколько лет. Дворецкий тяжело вздохнул и опустил ладонь на рыжеволосую голову.
— Вакаба, от тебя не ожидал подобной неуклюжести. Что случилось?
— Простите, господин Тацуми, — девушку трясло от сдерживаемых рыданий. — Не знаю, что на меня нашло…
— Ты слишком бледная, — Тацуми легко погладил мягкие волосы. — Если плохо себя чувствуешь, надо говорить сразу, а не доставлять другим неприятности. Иди, отдохни, а я подумаю, что можно с этим сделать.
Вакаба шмыгнула носом, кивнула и торопливо подобрала последний осколок. Господин Тацуми был строг и требователен, но при этом справедлив и ненавязчиво заботлив, именно поэтому он пользовался искренним уважением всех слуг в доме. Конечно, проступок Вакабы не остался без внимания, но и наказание должно было быть по силам и средствам служанки. Тацуми задумался, подсчитывая адекватный штраф, когда услышал голос хозяина. Видимо герцог столкнулся со служанкой в коридоре, было слышно, как он велел принести свежий букет красных роз в зеленую гостиную. Дворецкий напрягся — обычно зеленую гостиную использовали для неформальных встреч, но в расписании герцога сегодня никакой встречи не было. Это было уже слишком. Мало того, что господин Мибу уже в третий раз пробрался в поместье без предупреждения и едва ли не тайком, так теперь следует ожидать еще одного неучтенного гостя. Тацуми с силой провел пальцем по зубцу вилки. В последнее время стало слишком беспокойно, требовалось что-то сделать, чтобы упорядочить жизнь в поместье.
***
Цузуки приветливо замахал Вакабе издали, но, к его удивлению, обычно жизнерадостная девушка лишь вяло кивнула в ответ. Цузуки встревожено посмотрел на слишком бледное лицо.
— Вакаба, ты в порядке?
— Немного устала, — девушка попыталась растянуть губы в улыбке. — Но господин Тацуми уже дал мне выходной, надо только подготовить букет красных роз для зеленой гостиной.
— Да это я мигом! — Цузуки поспешил к розовым кустам.
Пока щелкал секатор, срезая едва распустившиеся розы, девушка вяло смотрела прямо перед собой, вызывая в душе Цузуки неясное волнение. Он переживал за свою подругу, но не знал, чем именно можно ей помочь. Цузуки побаивался женщин, поскольку был перед ними полностью беззащитен: и перед их гневом, и перед их слезами. Вакаба же никогда не грустила и не ругалась. Ее легкий веселый нрав, открытая доброжелательность привлекали Цузуки, позволяя купаться в светлых и необременительных эмоциях. И вот теперь эта девушка, ставшая первым другом в герцогском поместье, явно нуждалась в помощи, а Цузуки не знал, чем ей помочь, кроме как поскорее собрать нужный букет.
— Спасибо, — натянуто улыбнулась Вакаба, принимая розы, и внезапно покачнулась.
Испуганный Цузуки поймал осевшую на землю девушку и в панике заозирался в поисках помощи. Как назло ни в саду, ни возле дома никого не было. Подхватив легкое тело на руки, он побежал к входу для слуг. И не видел, что все это время через высокое окно за ним наблюдал хозяин поместья.
В крошечной, но чистенькой комнате для служанок собралось слишком много народу. Цузуки не находил себе места и с тревогой прислушивался к словам старенького доктора. Судя по словам последнего, Вакаба просто переутомилась, но Цузуки помнил, как весела и бодра была девушка накануне. Выслушав диагноз и рекомендации, господин Тацуми дважды хлопнул в ладоши, без слов велев всем покинуть помещение, чтобы несчастная могла хорошо отдохнуть. Слуги медленно расходились, тревожно переглядываясь и желая Вакабе скорейшего выздоровления — веселая и жизнерадостная служанка была любимицей большинства жителей поместья.
Дождавшись, чтобы посетители разошлись, Цузуки подошел к дворецкому и попросил разрешения побыть с Вакабой, на тот случай, если бедняжке станет хуже. Тацуми, который не смог себе простить того, что не вмешался, когда герцог дал девушке задание, лишь растерянно кивнул. Ему самому было бы спокойней, чтобы Вакаба была под присмотром.
Так Цузуки остался в комнате наедине с заболевшей подругой. Вакаба спала, а он сидел на стуле рядом с кроватью и тревожно всматривался в осунувшиеся черты. Незаметно для себя Цузуки уснул. Он не услышал осторожных шагов за дверью.
Зловещая тень притаилась за порогом. Вакаба, словно почувствовав ее, тревожно заворочалась во сне. Человек за дверью хищно улыбнулся и выпустил маленького крылатого зверька в комнату. Нетопырь тоненько пискнул и, бесшумно хлопая крыльями, беспорядочно заметался по комнате, бросая неверную тень на лицо девушки, а затем рванул к потолку. Уцепившись лапками за балку, зверек повис вниз головой и закутался в крылья. Убедившись, что вторжение осталось незамеченным, человек тихо прошептал:
— Проснись, Вакаба. Проснись и отомсти.
Словно услышав эти слова, девушка выгнулась на кровати и поднялась ломано-механическим движением, подобно огромной кукле. Неловко двигаясь, Вакаба приблизилась к спящему Цузуки и подняла руку. Человек за дверью не стал ждать развития событий, которые сам инициировал, и тихо ушел.
Некоторое время девушка колебалась, но чей-то властный голос твердил у нее в голове: «Отомсти!». Вакаба не очень понимала, кому и за что она должна мстить. В памяти смутно всплыла картина: она бьется на кушетке от адской боли, а чей-то бархатный голос расплавленным свинцом вливается ей в уши: «Это происходит оттого, что ты сблизилась с ним. Сблизилась с демоном в людском обличье. Теперь страдаешь из-за этого. Это все его вина. Отомсти демону, иначе он придет за другими. Он не остановится. Спаси других, отомсти демону. Отомсти. Отомсти. Отомсти...».
Девушка закричала, сжав голову руками. Ее крик разбудил дремавшего Цузуки, и он испуганно подскочил на стуле.
— Вакаба? Что случилось?
Вместо ответа девушка взмахнула рукой, и Цузуки отлетел в сторону, сметенный со стула чудовищно сильным ударом. Тяжело рухнув на пол, он со стоном подтянул к себе ушибленную ногу. Кажется, он весьма неудачно приземлился. Мало того, что серьезно ушиб ногу, так еще и ребра противно заныли.
— Это из-за тебя! — истерично вскрикнула Вакаба. — Демон! Кого еще ты хочешь погубить?
Боль рвала девушку на части, заставив обезуметь. Подхватив перевернутый стул, девушка подняла его над головой и обрушила на голову пытающегося отползти Цузуки. Тот неуклюже прикрылся руками. Что-то хрустнуло, когда стул разлетелся на щепки, столкнувшись с неумелым блоком.
— Вакаба, — жалобно проскулил Цузуки, — пожалуйста, не надо…
— Демон!
Девушка рухнула на колени и вцепилась в горло Цузуки скрюченными пальцами. Несчастный хрипел, но его неестественно вывернутая рука даже не попыталась оттолкнуть или нанести удар. Эта странная покорность заставила безумие слегка отпустить разум Вакабы. Тонкие пальцы обессилено упали, девушка жалобно всхлипнула, а потом снова забилась от чудовищной боли, разрывавшей ее изнутри. Журчащий голос вернулся, требуя отомстить и уничтожить демона. Вакаба отрицательно замотала головой, схватившись ладонями за виски. Боже! Как же ей больно!
— Вакаба… — испуганно позвал Цузуки, он уже ничего не понимал, но всем сердцем хотел помочь бедной девушке. Он даже не обратил внимания, как с тихим щелчком встала на место сломанная кость, словно кто-то невидимый излечивал его в эту секунду.
— Цу-зу…ки... — Вакаба подняла на юношу глаза полные боли и слез. — По-мо-ги…
В ту же секунду тело девушки выгнулось. Живот внезапно начал расти, округляясь и натягивая ткань простенькой рубашки. Вакаба страшно закричала, попыталась обхватить себя руками, но новый приступ боли заставил ее выгнуться тугим луком. Ткань на растущем животе затрещала и порвалась. Сквозь прорехи розовела девичья кожа.
Вакаба уже не кричала, она верещала на одной, сводящей с ума ноте. Цузуки не мог двинуться с места и с ужасом смотрел на наливающийся живот Вакабы. А потом ему в лицо плеснуло кровью и внутренностями. Крик Вакабы оборвался.
***
Цузуки пришел в себя, только когда раздался тревожный топот спешащих на дикие крики людей. Он поднял голову и с мукой посмотрел в бледное лицо господина Тацуми.
— Это я виноват, — прошептал Цузуки и обессилено поник.
— Всем выйти! Я разберусь.
Тихое признание Цузуки словно вернуло дворецкому самообладание. Он выгнал из залитой кровью комнаты слуг, велев вызвать доктора. Следовало немедленно разобраться в произошедшем, предотвратить слухи и успокоить людей.
— Цузуки, — мягко, но требовательно заговорил Тацуми, склоняясь над парнем, с головы до ног запятнанного кровью, — что здесь произошло? Где Вакаба?
Вместо ответа Цузуки протянул к нему окровавленные руки и посмотрел совершенно безумным взглядом.
— Я ничего не смог сделать… она… она…
Поняв, что ничего более внятного от рыдающего юноши он не услышит, Тацуми оглядел комнату. В первые мгновения он испытал шок, когда, ворвавшись сюда, увидел залитые кровью пол и стены, куски еще дымящейся плоти и окровавленного Цузуки, скрюченного у стены. Сладковато-металлический запах вызывал спазмы в животе и заставлял шевелиться волосы на затылке. Сначала Тацуми подумал, что Цузуки ранен, но потом понял, что это не так. Теперь, после слов юноши, дворецкий испытывал еще большую тревогу. Нервно оглядываясь, он увидел на полу, возле сундука рыжие пряди. Превозмогая ужас, Тацуми подошел ближе и почувствовал, как перехватило дыхание. Оторванная голова Вакабы с навеки застывшим выражением ужаса и боли в глазах разглядывала потолок.
— Вакаба…
Ни дворецкий, ни убитый виной Цузуки не видели, как из комнаты выпорхнула рукокрылая тварь.
***
Герцогу удалось замять скандал, но в поместье словно поселились уныние и страх. Люди ходили мрачные, тихо перешептывались и нервно оглядывались по сторонам даже при свете дня. Тацуми лез вон из кожи, стараясь наладить жизнь, но призраки Вакабы и окровавленной комнаты не отпускали умы людей. Цузуки пришлось связать и запереть в комнате, потому что он, едва придя в себя, попытался покончить с собой. Тацуми не мог понять, где он ошибся и как смог допустить такое.
***
— По-моему это не совсем то, чего ты ожидал, — Ория казался полностью поглощенным чаем, но слова его были непривычно едки.
— Пожалуй, мой возлюбленный демон оказался несколько слабее, чем я думал. — Мураки с удовольствием отпил из белоснежной чашки крепкий кофе и прикрыл глаза. — Что ж, это упрощает мою задачу. Было бы хуже, если бы я его недооценил. Однако! Я восхищен его жизненной силой! Его раны зажили буквально за несколько минут. Он не ест, не пьет и не спит уже три дня, но его физическое состояние просто превосходно. Я хочу эту силу.
— И что ты будешь делать, когда станешь сильным и бессмертным? — Ория раскурил любимую трубку и выпустил сизый дымок к потолку.
— Само по себе бессмертие тебе уже не кажется достойной целью? — герцог выгнул бровь.
— Казу, я же тебя знаю, — улыбка Ории казалась печальной. — Ты не стал бы размениваться на такую ерунду, но вот получить бессмертие для выполнения своей цели — в это я готов поверить.
Мураки слегка покачал головой, словно говоря: «Ты слишком хорошо меня знаешь».
Ория действительно оказался прав, само по себе бессмертие не привлекало Мураки, но проникнуть в тайны жизни, овладеть знаниями, неподвластными человеку, — это стоило всех жертв, включая Вакабу и риск.
***
Тело Цузуки безвольно лежало на железной кровати, прикованное к прутьям спинки, а душа и разум скрылись в глубинах подсознания. За неделю никто не смог добиться от него хотя бы осмысленного взгляда. И всю эту неделю несчастный обходился без еды воды и даже без сна.
Если в первые дни некоторые слуги в неодобрительных разговорах вспоминали невнятное признание и обвиняли садовника в убийстве всеобщей любимицы, то к концу недели все чаще можно было услышать слова сочувствия в адрес Цузуки. Из уст в уста передавались страшные истории о неком проклятии, которое погубило Вакабу и приковало к постели Цузуки.
Сам Цузуки сжался в крошечный комочек в самых глубинах своего разума. Отголоски криков «Демон!» все еще звучали внутри него, причиняя невыносимую боль. Он не должен был появляться на свет! Он не имел права приближаться к людям! Он всем приносит только горе и страдания! И вот теперь Вакаба… И болезнь старика Коноэ ...
Воспоминание о старом учителе грело золотистым теплом. Не надо было покидать старика… теперь ему еще сложнее, одному… одному? Старик ведь останется совсем один! Его нельзя оставлять…
Цузуки выпрямился и поплыл наверх, к тонкому золотистому лучу привязанности и долга. Он не имел права умирать, не отплатив учителю Коноэ.
***
Тихий стон со стороны кровати заставил герцога улыбнуться. Ну разве Цузуки не прелесть? Вот сейчас он полностью оправдал все ожидания, очнувшись именно тогда, когда Мураки и хотел. Герцог нежно погладил лохматую голову.
— Доброе утро, Цузуки. Я ждал тебя.
Мураки наполнил стакан водой и поднес его к пересохшим губам юноши. Тот, все еще плохо осознавая, где он и почему, машинально отпил.
— А теперь мы с тобой поговорим, прекрасный мой Цузуки, — герцог склонился над прикованным к кровати и нежно огладил лицо. — Твои глаза восхитительны. Они нечеловечески прекрасны. Кто ты, Цузуки?
Ответом был растерянный взгляд, на дне которого дрожал страх. Цузуки нервно облизнул влажные губы и попробовал уклониться. Обнаружив на себе цепи, юноша отчаянно забился.
— Не стоит, Цузуки, — Мураки улыбался, и от этой улыбки по спине пленника стройным маршем прошлась колонна мурашек. — Это для твоей безопасности. Впрочем, если пообещаешь больше не делать глупостей…
— Вакаба? — прохрипел Цузуки.
— Ах, она… — герцог откинулся на спинку стула и безмятежно посмотрел в потолок. — Это был мой подарок тебе. Я бы подарил тебе все розы на свете, но нет красивей тех, что выращиваешь ты сам. Глупо дарить садовнику цветы. Поэтому я подарил тебе это. Пожалуйста, прими вместе с моей любовью.
Цузуки с ужасом уставился на безмятежного человека, который с легкостью говорил все эти ужасные вещи. Но в стальных глазах Мураки не было и проблеска безумия. Напротив, герцог оставался пугающе спокойным и… нормальным.
— Твои глаза покорили меня с первой встречи, — Мураки продолжал говорить. Его глубокий голос журчал полноводным ручьем, увлекая сознание Цузуки. — Видишь ли, многие образованные люди в наш просвещенный век считают, что потустороннего не существует, что это все сказочки стариков из Ватикана, наживающихся на вере других. О да! Наука действительно может объяснить все то, что недавно казалось волшебством и происками нечистого. Но именно наука и подтверждает существование фантастических существ. Например, демонов.
— При чем здесь… — Цузуки закашлялся, его горло не выдержало внезапной нагрузки.
— Видишь ли, дорогой мой Цузуки, я нашел записи своего деда, в которых доказывалось существование демонов. Знаешь, одним из признаков наличия крови демона в организме живого существа является фиолетовый цвет глаз. Конечно, будь это всего лишь цвет глаз, я бы не стал так рисковать. Но, Цузуки, знаешь, с тех пор, как ты в поместье, ты съел и выпил четырнадцать смертельных доз различных ядов.
Цузуки забился в оковах, ужас в его глазах сменился яростью.
— Ну же, возлюбленный мой, не стоит так злиться, — герцог протянул холеную руку и нежно провел пальцами по щеке, дернувшегося как от удара пленника. — Я очень тщательно проверил тебя, а ты был столь беспечен… Ты не обращал внимания на уколы о шипы роз. Еще бы! Ведь твои раны так быстро заживают. Ты не интересовался, куда пропали твои рабочие перчатки со следами крови, думал, что потерял их. Какой же ты наивный. А я смог изучить тебя. Твоя кровь… я провел несколько анализов, и знаешь — она не человеческая. Кто ты, Цузуки Асато?
Мураки склонился над ошарашенным парнем, глядя в широко распахнутые глаза. Во взгляде Цузуки не осталось ненависти, только страдание и боль.
— Кто… я?
— Цузуки, ты ведь любишь людей? — Голос Мураки вливался в уши расплавленным свинцом, стекал по позвоночнику, сжигая его до пепла, проникал в каждую клетку тела. — Хочешь спасти их? Не одного, не двух, а многих и многих? Умирающих от неизлечимых болезней, как твой опекун? Страдающих от страшных ран? Пухнущих от голода? Ты можешь это сделать. Твоя кровь, твоя сила, твоя регенерация — все это может спасти людей. Тебе не страшны голод и жажда, ты мгновенно излечиваешь все повреждения, ты с легкостью побеждаешь яды и болезни. Но люди так хрупки. Они будут мучиться как твой опекун, страдать как Вакаба, гибнуть тысячами, миллионами тысяч. Но если дать им хоть малую часть твоей силы они будут жить, они не будут страдать от голода и болезней. Умри ради них Цузуки, умри ради науки, умри ради меня. И тогда я смогу победить саму смерть. Зачем нужны врачи, если они не могут победить смерть? Зачем нужна наука, если люди продолжают страдать? Цузуки, помоги мне осуществить мечту о мире без болезней, боли и смерти…
Герцог нежно вытер большим пальцем выступившие на глазах Цузуки слезы. И тот закрыл глаза, прижался к ласковой руке. Слова Мураки затронули глубоко в груди ту самую надежду, которую Цузуки так долго прятал от самого себя. Он так хотел быть полезным людям, он был готов отдать всю кровь до последней капли, лишь бы помочь хоть одному человеку. Не за благодарность, не за ласковое слово, не за возможность быть среди людей, а просто потому, что искренне любил людей.
Глядя на покорно закрытые глаза, герцог предвкушающе улыбнулся. Он и не думал, что удастся так быстро и просто уговорить наивного мальчишку, в чьих жилах текла кровь одного из сильнейших демонов. Мураки расстегнул кандалы на руках Цузуки, поднял покорное тело на руки и вынес из комнаты.
Кого Мураки не ожидал увидеть в своей лаборатории посреди ночи, так это Орию. Тот сидел на подоконнике и курил любимую трубку.
— Беспечно приносить его сюда. Неужели в твоем доме не найдется потайной темницы, другой?
— Найдется. Одна даже здесь. Поверни газовый рожок рядом с собой.
Ория хмыкнул, но послушно встал и сделал, о чем просили. Тихо скрипнули полки, заставленные книгами, приборами и артефактами, поворачиваясь вместе со стеной и открывая небольшой проход. Герцог улыбнулся другу через плечо и шагнул в темноту потайного хода. Поколебавшись несколько секунд, Ория подошел к повернутой стене заглянул в тайную комнату. Как он и ожидал, внутри оказалась еще одна лаборатория, гораздо меньше по размеру, и заставленная совсем уж странными предметами, с большим столом посередине. На этот стол Мураки и положил свою ношу.
— Посмотри Ория, как он прекрасен. Это исполнение моих желаний.
— Казу, твои желания столь же непостоянны, как и вкусы, — Ория зябко дернул плечом. — Я не хочу смотреть на то, как ты будешь потрошить этого парня. Рыжей служанки мне хватило за глаза. Я ухожу.
Ория развернулся и шагнул к двери.
— Я ухожу, ты понял? — не дождавшись ответа, он развернулся и крикнул безразличному другу. — Совсем ухожу! Счастлив?
— Если ты хочешь, чтобы я тебя остановил, так и скажи.
— Не хочу! — Ория отвернулся и на сей раз действительно пошел к двери. — И вообще пора спать.
Герцог с улыбкой проводил взглядом единственного друга. Он симпатизировал Ории, но никогда не позволял своему эгоизму идти на уступки этому человеку.
Возможность быть собой дорого стоила, а Ория принимал его любым, хоть и шумел при этом за десятерых. Впрочем, темперамент Ории Мураки относил скорее к достоинствам. Во всяком случае, его это забавляло, хотя порой приходилось лечить синяки, оставленные тяжелой рукой теневого короля.
Мурлыча под нос незатейливый мотив, герцог принялся раздевать свою добычу. Увлекшись этим занятием, он не почувствовал, как сзади к нему приблизилась высокая тень, пока не стало слишком поздно. Острый нож вошел под ребро мягко, как в масло, и Мураки мгновенно ослаб, заваливаясь на стол, обнимая безвольное тело Цузуки.
— Ваше сиятельство, на этот раз вы зашли слишком далеко, — голос Тацуми пробивался в уши герцога, словно сквозь слои ваты. — Я не могу вам позволить стать еще большим чудовищем, это означало бы предать вас и ваше имя.
— Тацу-ми… — герцог из последних сил постарался обернуться к дворецкому, который оказался слишком предан ему, — из-за… Вакабы?…
— Не только, — бывший дворецкий смотрел строго и печально. — Я надеялся, что вы не поставите цели выше средств. Я долго терпел ваши бесчеловечные опыты. Раньше они касались лишь отбросов общества, но теперь я больше не могу смотреть, как вы порочите собственное имя, теряя честь.
— Ты идеализировал меня, Тацуми. Это так нелепо… ты ведь служил графу, ты знаешь, что аристократы за люди. Неужели ты думал, что я сильно отличаюсь от него?
— Вы отличаетесь, — Тацуми прошел к полкам и, широко взмахнув рукой, сбросил на пол несколько склянок — тотчас потянуло едким запахом химикатов. — Граф, как бы ни был развратен и легкомысленен, никогда не подвергал других людей опасности.
Чиркнула восковая спичка, падая в разноцветную лужицу на паркете. Герцог рассмеялся, кровь запузырилась на его губах. Как же это нелепо! Верность Тацуми и стала причиной его гибели. Все же не стоило позволять кому-то, кроме Ории, считать, что можно действовать в интересах герцога Мураки Казутаки без согласия его самого.
***
Ория не смог бы уснуть этой ночью, зная, что его самонадеянный и абсолютно неуправляемый друг сейчас творит нечто, что, возможно, перевернет этот мир с ног на голову. Поэтому он воспользовался единственным средством, чтобы успокоиться. В оружейном зале, предназначенном для тренировок, Ория обнажил клинок своей катаны и, прикрыв глаза, начал повторять ката. Мир перестал существовать, а, может, перестал существовать сам Ория. Он не смог бы поручиться, но, казалось, он слышал тихую песнь меча. Он плыл по волнам этой песни.
Шаг, поворот, взмах. И мир вокруг прозрачен и тонок. Лезвие катаны разрубает его пополам и тут же сшивает. Ория следует за своим мечом.
Именно благодаря состоянию транса Ория почувствовал, что в доме что-то не так. Багровое зарево чужой боли разливалось в той стороне, где, по мнению Ории, находилась лаборатория. Ория брезгливо передернул плечами, решив, что его безумный друг распотрошил незадачливого садовника, но обострившееся восприятие все же настойчиво дергало за тревожный звоночек. И Ория решил прислушаться. Убрав катану в ножны, он неторопливо двинулся в сторону лаборатории, но клубы едкого дыма, медленно выплывавшие в коридор, заставили его поторопиться.
— Пожар! — заорал Ория не своим голосом и рванул в объятую пламенем комнату.
Яростные языки пламени преградили ему путь. За спиной тревожный крик подхватил чей-то голос. Ория не обращал внимания, стараясь прорваться сквозь стену пламени, ни на топот ног, ни на тревожные крики. Внезапно чьи-то руки обхватили его за талию, силой вытаскивая в коридор. Отмахнувшись не глядя, Ория накинул кимоно на голову и ринулся в огонь.
— Казу!
***
Старик Коноэ с грубоватой нежностью погладил лохматую макушку своего мальчика, лежавшего на кровати. Цузуки был без сознания, но в остальном казался в полном порядке.
— Спасибо, Тацуми, — тихо поблагодарил Коноэ того, кто принес Цузуки домой.
— Не стоит, господин Коноэ. Это самое малое, что я мог сделать для вас и Цузуки. Он больше всех старался спасти Вакабу…
— Может, останетесь ненадолго? Цузуки захочет поблагодарить вас за свое спасение.
— Нет, не стоит. Я не думаю, что Цузуки хоть когда-нибудь захочет меня видеть после всего.
Старик проводил гостя и долго смотрел вслед уходившему мужчине. Тацуми шел своей обычной, полной достоинства походкой, но Коноэ чувствовал, что внутри Тацуми оборвалась какая-то тонкая, но важная струна.
***
В тишине просторного зала Дворца Свечей шорох переворачиваемой страницы казался оглушающим. Присутствующие некоторое время молчали, всё ещё пребывая под впечатлением истории, рассказанной самопишущейся книгой.
Первым пришёл в себя Граф. Тихо откашлявшись в белую перчатку, хозяин Дворца задумчиво произнёс:
— Может, мне стоит писать книги традиционным способом? А то меня в этот раз даже не было.
Цузуки вздрогнул, посмотрел на Графа едва ли не сочувствующе и впервые за долгие годы согласился с ним.
— А я вышел каким-то слишком инертным, — Цузуки сжал пальцы в кулак. — И Вакабу жалко!
А вот Тацуми не выглядел недовольным, скорее уж слегка смущенным.
— Ну и как возражать после того, как мне дали возможность убить Мураки собственноручно, — тихо пробормотал он под нос, поправляя очки.
|