Драббл по Дирку ДЖентли
Дирк смотрел на мир широко раскрытыми глазами и с не менее широкой улыбкой. Солнечный, как двухдневный цыпленок, такой же трогательный, шустрый и обманчиво самостоятельный. Ну, знаете, как это бывает? Клюёт зёрнышки вроде как сам, но без тёплого бока квочки замёрзнет насмерть во сне. Вот и Дирк такой же: пушистый, солнечный, юркий и порой идиотически бесстрашный, вот только нет рядом того, кто защитит от опасности. А Дирк, словно нарочно, лезет вперёд с решительностью бессмертного цыплёнка. Господи! Да только то, как он водит машину, ставит под вопрос, как он вообще дожил до этих лет?!
Тодд часто спрашивал себя об этом и никогда – у Дирка. Ещё чего доброго, задумается над ответом и убьется о ближайшую стенку. С него станется. Пусть уж лучше смотрит вот так широко раскрыв глаза и улыбаясь светло и беззаботно, как ребёнок.
Тодд похож на спаниеля. Особенно этими своими тёмными и влажными глазами с неизменной грустинкой. Нескладное и длинноухое создание едва достигающее колена человека, но, тем не менее, – охотничий пёс, способный как загнать добычу, так и принести подранка в клыкастой пасти, не примяв ни одного пёрышка. Сам Тодд, вот уж наивняк, совершенно не понимал собственного потенциала. А Дирк видел, и под кожей зудело от желания увидеть, как Тодд помчится вперёд к своей цели, охваченный азартом и предвкушением, как схватит добычу цепко и бережно, как с гордостью посмотрит «я это сделал».
Дирк с улыбкой смотрел, как в Тодде пробуждается его суть. Как забитый хроническим невезением олух преображался в решительного, сообразительного и ответственного человека. Тодд на его глазах рушил свою прошлую жизнь, в которой был нечастным лжецом, как строил новую – жизнь человека, которому больше не за что испытывать вину.
Дирк не надеялся, что в новой жизни у Тодда будет место для него. Хотел, но не смел.
- А знаешь, Тодд, у нас впереди целое приключение!
«И не одно», - скептически хмыкает Тодд, но Дирк не замечает этого, смотрит всё так же широко раскрыв глаза и растянув губы от уха до уха. Солнечный и бестолковый цыплёнок, которого отогревать и защищать придется отныне ему, Тодду Броцману.
Тодд шагает лёгко и упруго, его походка изменилась, и больше ничем не напоминает то нерешительное волочение собственного тела в пространстве, словно вопреки собственной воле. А вот глаза всё те же – тёмные, влажные с едва заметной грустинкой. И Дирк сделает всё, чтобы однажды она сменилась на яркие искорки искреннего смеха.